Она повернулась, и увидела склонившееся над ней, обеспокоенное лицо своей любимой няни – Евы.
Ева внимательно посмотрела на девочку. Круглое заплаканное личико, с огромными карими глазами, длинные ресницы и пухлые губы.
– Бедная девочка! – прошептала она. – Ты опять плакала…
Ева достала из кармана платок и собралась вытереть щеки своей воспитанницы, но Марианна уже пришла в себя, медленно встала, гордо подняла голову, быстрыми и незаметными движениями вытерла глаза и щеки своим платком, еще раз перекрестилась и быстро пошла к выходу из храма, так и не причастившись. Пожилая няня даже не успела напомнить ей о причастии.
Огромные своды костела и разноцветный свет, проникающий сквозь витражи, наконец-то полностью вернули ее в реальность.
«О, Боже! Я не хочу покидать эти места! Клянусь, я сама устрою свою судьбу так, чтобы никогда в жизни не было всех этих ужасов», – думала она.
Возможно, не забудь Марианна причаститься, и не состоялась бы странная встреча, которая изменила всю ее жизнь. Но сейчас бойкая девочка, разглядывая с младенчества знакомое убранство костела, твердыми шагами направлялась к выходу и думала о доме, о родителях и о том, что ее отец, один из самых влиятельных воевод в Речи Посполитой, никогда не даст ее в обиду.
– Все мы знаем свою судьбу до самого последнего мгновения! Но лишь тот, кто сможет ее изменить, проложит себе два пути – к доброй или злой славе.
«Какие гадкие звуки», – Марианна даже поежилась от скрипучего высокого и сиплого голоса.
– Что вы себе позволяете, отец Паулюс? – подоспевшая Ева нежно взяла Марианну за локоть и подтолкнула ее, чтобы увести прочь от неожиданно оказавшегося рядом с девочкой, как будто возникшего из густого насыщенного ароматом свечей и духов воздуха, карлика в рясе.
Но Марианна, словно завороженная, стояла и смотрела на маленького, поджарого монаха-бернардинца, в рясе, покрывающей его тщедушное стареющее тельце. А он, не моргая, словно вцепился в нее своим строгим, испытывающим, хитрым взглядом человека, не прощающего ошибок. Что-то было зловещее в этих воспаленных, проницательных, слегка раскосых карих глазах.
Марианне до того времени не представлялась возможность внимательно рассмотреть Паулюса, хотя тот и обучал наукам ее старших сестер. Но, несмотря на то, что монах почти каждый день бывал в замке, ему всегда удавалось уклоняться от встреч с ней. Она опустила взгляд на слегка выступающие острые скулы и увидела, пожалуй, слишком большой для такого маленького лица орлиный нос, тянувшийся к тонкой нитке потрескавшихся губ.
Монах улыбнулся, и по всему его лицу разошлись длинные глубокие морщины – от носа к подбородку, от глаз к вискам и одна, словно, перерезающая лоб на две равные половины – от переносицы – вверх.
– Выбор за человеком! Выбор – высшая свобода, данная Богом! – продолжил Паулюс.
Откуда-то из-под длинных складок появились его жилистые и костлявые руки, перебиравшие янтарные четки.
– Если выбор за человеком, и все так просто – зачем же вы, святой отец, говорите о свободе? – спросила Марианна, пораженная странным совпадением своих недавних мыслей и слов монаха.
Ее голос прозвучал надменно и слишком высокомерно для одиннадцатилетней девочки – она изо всех сил старалась скрыть свое волнение.
– О, пани Марианна! Поистине, Господь наградил редким умом и талантами дочь нашего покровителя, пана Мнишека! – ответил Паулюс.
Он смиренно поклонился и спросил: «Позволительно ли мне будет вручить вам этот скромный монашеский дар? Дабы вы не забывали о том, что все мы ходим под Богом и, каковы бы ни были наши решения, они предначертаны еще задолго до нашего рождения».
Паулюс полез рукой в карман рясы и достал оттуда крохотный медальон на тоненькой золотой цепочке.
С поклоном вручив его Марианне, он с отрешенным видом отошел в сторону, пропуская юную пани со служанкой и почтенно остановившихся в нескольких шагах позади них шляхтичей.
– Какой ужасный этот Корвус, – ворчала Ева, уже выйдя из храма. – Напугал девочку… Что он подарил тебе, милая?
Марианна настолько серьезно задумалась над словами монаха, что даже забыла про медальон. Она разжала ладонь и увидела изображение сестры апостола Филиппа, праведницы Марианны Ликаонской – ее небесной покровительницы. Медальон был очень тонкой работы, и святой лик, казалось, сиял в ладони.
– Откуда у монаха деньги на такой чудесный подарок? – удивилась Ева.
Улыбка промелькнула на лице девочки: медальон ей очень понравился. Ей никто никогда не дарил ничего подобного. Она видела медальоны у старших сестер и у матери, и всегда хотела такой же, но стеснялась попросить.
– Надо же, – сказала Марианна. – Корвус угадал.
Монах Паулюс пользовался особой славой среди дворовой челяди и слуг. Простолюдинов пугал и его очень маленький рост – не выше десятилетнего ребенка – и невероятных размеров огромный обученный разговаривать ворон, которого монах подобрал еще птенцом и часто носил у себя на плече. Из-за этой птицы ему и дали прозвище – Корвус. Что с латыни переводится именно как – ворон.
Сказать, что Корвус чем-то, кроме роста и дружбой с птицей, отличался от других монахов-бернардинцев, процветавших под покровительством семьи Мнишеков, было бы неправдой.
Это был обыкновенный служитель, как и все остальные, исправно ходивший на мессы, никогда не выделявшийся особыми талантами или желанием в чем-то опередить других братьев. Некоторых, впрочем, настораживала его страсть к книгам – он днями не выходил из библиотеки монастыря. Но и эта тяга к знаниям не была чем-то особенным: тоже невидаль – любовь к переводам книг среди божьего племени, тем более, среди бернардинцев. Так что, к Корвусу давно привыкли, а чернь даже начала питать к нему какое-то суеверное уважение. Особенно после того, как воевода Ежи Мнишек поручил Корвусу обучать своих дочерей наукам.
* * *
– Ну, что же, пани Марианна, вот и ваше время пришло обучаться точным наукам, – Корвус внимательно посмотрел на девочку и улыбнулся.
В учебной комнате, специально обустроенной воеводой для своих дочерей в замке, было много книг и учебников, написанных Корвусом специально для дочерей пана Мнишека. Стены были обвешаны картами Речи Посполитой, Самборского воеводства, Священной Римской Империи. И еще одна, огромная, во всю стену карта, на которой был изображен Старый Свет и отрытые недавно земли Индии и Африки. На полках стояли засушенные, приклеенные к дощечкам образцы трав и цветов. Там же – редкие камни и минералы. Сама же комната была очень просторной и светлой. Ежи Мнишек заботился о своих дочерях и делал все для того, чтобы они получили лучшее образование.
