«Кремлевский дворец, включая хоромы членов царской семьи и дворцовые церкви, мастерские палаты (начиная с Оружейной), комплекс зданий приказов – все было перестроено и возведено вновь в царствование Федора Алексеевича, соединено галереями, переходами и крыльцами, богато и по-новому изукрашено. Пятиглавые каменные храмы на Пресне и в Котельниках, колокольня в Измайлове, ворота в Алексеевском, два каменных корпуса под Академию на Никольской и еще десятки каменных зданий были результатом трудов юного государя», – отмечал историк А. П. Богданов[3].
При всех этих «хоромах» были разбиты сады, в том числе и огромный висячий, обустроена общая система канализации Кремля. Даже Версале ничем подобным не мог похвастать! Кроме того, государь повелел устроить в самом большом саду проточный пруд десять на восемь метров и запустить туда… «потешный» кораблик. Интересно, не со сводного ли братца потом взял пример Петр, «царь-мореплаватель»? Он ведь частенько играл на этом пруду с корабликом.
Так что первым русским царем, с малолетства обожавшим играть в войну, был вовсе не Петр, впоследствии Великий. Вкус к военным потехам привил Петру Алексеевичу старший брат, пока царем не стал. Он с большим знанием дела распорядился об оборудовании «потешной» площадки при комнатах царевича Петра, своего младшего брата и крестника, – с военным шатром, воеводской избой, пушками и прочим воинским снаряжением.
Стоит почитать хотя бы парочку свидетельств современников, как становится ясно: при Федоре Алексеевиче не было первого министра, государь правил единолично, государственные печати не доверял никому и решения частенько принимал именно самодержавно.
А в 1681 г. государь взял да и повелел вместо старинной одежды (ферязей, охабней, однорядок и т. п.) мужчинам и женщинам носить европейское платье. Этот указ был очень быстро внедрен, поскольку в старой одежде стрельцы просто не пускали в Кремль – а кто же хотел удалиться от двора! Переоделись молча и быстро, не устраивая из этого общенародной трагедии.
Так что российский двор был уже достаточно европеизирован и до восшествия на трон Петра Алексеевича, причем сделано это было спокойно и разумно: не желаешь появляться при дворе – носи дедову шубу и сиди дома, хочешь видеть пресветлые государевы очи – изволь надевать европейский кафтан. На бороды, правда, Федор Алексеевич не покушался: слепо подражать европейским обычаям он не желал, будучи намного дальновиднее и осторожнее своего младшего сводного брата.
Но время царя Федора Алексеевича неотвратимо заканчивалось. Он умер 27 апреля 1682 г. в возрасте 22 лет, не только не оставив прямого наследника престола, но и не назвав своего преемника. Петру едва исполнилось десять лет. В последние годы Федор Алексеевич не слишком много времени уделял младшему сводному брату, здраво полагая, что после него на престол взойдет родной брат Иван, отнюдь не слабоумный, просто излишне кроткий и богомольный. Ну а уж потом – как Бог даст.
При старшем сводном брате детство Петра протекало спокойно и безмятежно: развлечений хватало благодаря заботам Федора Алексеевича, на здоровье было грех жаловаться, а в положенное время начались и подобающие царственному отроку занятия разными науками. К Петруше царь Федор Алексеевич приставил воспитателем Никиту Моисеевича Зотова – по рекомендации самого Симеона Полоцкого, знаменитого российского просветителя. По русской традиции учили наизусть Часослов, Псалтирь, Евангелие…
Обычно на этом образование знатных отроков и заканчивалось, но Зотов пошел дальше. По словам историка И. И. Голикова, Зотов «хотя и не знал наук и языков, но был… довольно сведущ в истории, а паче отечественной; он рассказывал царевичу о лицах и событиях прошлого, пользуясь в качестве иллюстраций к своим рассказам нарочно изготовленными для того потешными книгами с кунштами, показывал ему «Артикул со всеми военными экзерцициями», составленный при отце его, знакомил отчасти и с жизнью Запада по картинкам, изображавшим знатные европейские города, великолепные здания, корабли и прочее»[4].
Так что знакомство Петра с военным делом и Европой началось отнюдь не в Кукуйской слободе. Все случилось гораздо раньше, да и учитель у Петра был весьма образованным для своего времени человеком, к тому же передовых взглядов.
Что же касается престола, то по закону на него должен был сесть 15-летний Иван Алексеевич, и только он. Ничего из ряда вон выходящего в этом не было бы: примерно в таком возрасте становились царями практически все представители династии Романовых.
Но, как неожиданно выяснилось, Иван «с детства был болезненным и неспособным к управлению страной». Выяснили это, разумеется, Нарышкины, и конечно же ради блага государства. Они предложили объявить царем самого младшего сына покойного царя Алексея Михайловича от Натальи Кирилловны Нарышкиной, ее сделать регентшей.
Многим высокородным боярам такой вариант спасения державы не нравился прежде всего потому, что им не нравились сами Нарышкины – хваткие, не всегда отличавшие свое от чужого, пекущиеся исключительно о собственных интересах. Нашлось множество людей, готовых стать верными помощниками и поддержкой законному царю Ивану. Проблема заключалась только в одном: сам Иван не проявлял особого стремления занять престол.
То есть впрямую он от него не отказывался и готов был выполнять все, что полагалось делать помазаннику Божию, как то: восседать на троне в царском одеянии, пристойно держать скипетр и державу и делать вид, что слушает бояр, послов и так далее. Другими словами, царствовать он не отказывался. Но вот править категорически не хотел.
Его с детства привлекала исключительно церковь и все с нею связанное. Все однодневные посты он вообще воздерживался от пищи, а долгие посты питался, как монах, по строгому уставу. Очень часто ходил на богомолье, почитая это за первейший долг. Многочасовые церковные службы выстаивал по несколько раз на день без малейшего намека на усталость. И это тоже ставит под сомнение утверждения о его болезненности. Ивана таковым объявили именно тогда, когда реально возникла кандидатура Петра, бодрого и здорового мальчика, потомка рода Нарышкиных, а не Милославских.
До этого о младшем сыне Марии Милославской никто в общем-то и не думал. А теперь громко и прилюдно заявляли, что «Иван-де, головой скорбный от природы, к тому же склонен к заиканию, плохо видит и недомогает цингою». Ну куда такого на трон?
Как знать, возможно, все и произошло бы именно по такому сценарию, не вмешайся в события умная, властная и бешено честолюбивая царевна Софья. Она готова была стать опорой братцу Ивану, помогать ему управлять державой, освобождать от докучных текущих дел. Ей готовы были помогать те бояре, которые ненавидели Нарышкиных. Ничем, кроме очередной кровавой неразберихи, такое закончиться не могло, ею и закончилось: стрельцы подняли бунт, ворвались в Кремль и покромсали на мелкие кусочки всех, кто их по той или иной причине не устраивал.
