Будущему торговцу и трактирщику необходимо было знать немецкий язык. Во времена господства Габсбургов он был объявлен государственным языком на всей территории Чехии. Поэтому по приезде в Злоницы мальчика и определили в дополнительный класс к Лиману, где занятия велись преимущественно по-немецки. Но едва только обнаружились музыкальные способности Тоничка — а на это не потребовалось много времени, — уроки музыки стали преобладать над всем. Лиман взялся учить мальчика игре на фортепиано и органе, совершенствовал технику его скрипичной игры. Потом начались уроки теории.
Нелегко приходилось Дворжаку. С утра до вечера он работал на бойне и в мясной лавке Яна Роубала, к которому был отдан на два года в обучение. Кровь, предсмертные крики животных, крепкие словечки мясников… а там и подзатыльник за то, что не удержал быка, дал ему проволочь себя по земле и сбить мастера с ног. Кто считался с тем, что мальчику только тринадцать лет, что руки его еще не окрепли? Хочешь получить права подмастерья, должен все уметь делать, и делать как следует.
Антонин Лиман, учитель Дворжака
Усталый, нередко в синяках и ссадинах, прибегал Дворжак к Лиману, но и здесь лаской его не баловали. «Лиман был хорошим музыкантом, — вспоминал он, — но вспыльчивым человеком, и вел обучение согласно нравам того времени: тот, кто не мог чего-нибудь сыграть, получал столько затрещин, сколько было на бумаге нот… Гармонию он знал хорошо — само собой разумеется, о гармонии существовало тогда несколько иное представление, чем у нас теперь — но знанием генерал-баса отличался: он бегло читал и играл его, чему учил также и нас. При этом частенько случалось — особенно когда появлялось много цифр, а среди них иногда попадались перечеркнутые, — что прежде чем ученик мог в них разобраться, он получал уже три подзатыльника».
Через год, вслед за Антонином, в Злоницы из Нелагозевеса переехала вся семья. Полагая, что с помощью сына можно будет вести более солидное дело, Франтишек Дворжак решил покинуть маленькую деревушку и, собрав все накопленные средства, снял в аренду злоницкий заезжий двор, так называемый «Большой трактир». Лучше стало ли от этого Антонину? Нет. В доме дяди ему было вольготнее. А теперь, кроме обязанностей у мастера Роубала, он должен был еще помогать отцу налаживать хозяйство. Да и тесно было жить семье из восьми человек в двух маленьких комнатках при трактире. Но Тоничек не роптал. Он не видел другой жизни. Тяжелый труд, нужда, болезни были уделом всех тех, кого он знал. От этого, вероятно, часы, выкроенные для музыки, приносили ему наслаждение. Постигаемый им сказочно богатый мир звуков успокаивал его, утешал, давал силы сносить все невзгоды.
Однако, приученный с самых малых лет покоряться воле отца, Антонин даже в мечтах не представлял себе своего будущего иным, чем то, каким оно было ему обрисовано. Слова Лимана о том, что он создан для музыки и только ею должен заниматься, пугали его. Чтобы не сердить учителя, он каждую свободную минуту прибегал к нему то в школу, то в храм поиграть на органе, то на репетицию капеллы, а поздно вечером — домой, где его ждали старенькое фортепиано и Теринка, дочка Лимана, ровесница Дворжака, с которой Антонин разучивал дуэты. Но все это он делал не в ущерб основным занятиям и обязанностям.
2 ноября 1856 года Антонин Дворжак получил документ, в котором говорилось: «Мы, нижеподписавшиеся представители городского цеха мясников, подтверждаем и удостоверяем настоящим свидетельством, что… поименованный Антониус Дворжак в установленное двухлетнее время своего обучения вел себя нравственно, богобоязненно и прилежно, учился, по свидетельству его мастера Яна Роубала, ремеслу мясника основательно, и, как надлежит, он был представлен… собранию цеха под председательством досточтимого господина надзирателя этого цеха, где ему было соответствующим образом выдано свидетельство об окончании».
Новоиспеченному подмастерью оставалось пройти годичную практику, и можно было открывать свое дело. Учитывая, что успехи Дворжака в немецком языке оставляли желать лучшего, а к воспитанию своих мастеров цех относился достаточно серьезно, решено было послать его на год «к немцам» в Чешске Каменице — преимущественно немецкое поселение, так же как и Злоницы, принадлежавшее князьям Кинским.
В России в былые времена мальчика из бедной семьи отправляли «в люди». В Чехии же отдавали «на продажу», точнее — на обмен. Благодаря хлопотам Лимана, хорошо известного во всей округе, Дворжак в Чешске Каменице попал в дом мельника Йозефа Ома, сын которого, в свою очередь, должен был год провести в Злоницах под опекой родителей Дворжака.
Трудно жить среди чужих мальчику — уже не ребенку, но еще не юноше. Особенно если он отличается такой застенчивостью, как Дворжак. Однако пребывание в семье мельника воспитало в Дворжаке самостоятельность, умение общаться с людьми. У него появились друзья и товарищи, которые ценили его готовность по первой же просьбе взяться за скрипку.
В Чешске Каменице Дворжак серьезно преуспел в занятиях языком и через год привез отцу отличные отметки из немецкой школы, которую он посещал. Пополнились и его музыкальные знания, так как органист местного храма Франтишек Ганке по просьбе Лимана продолжал с ним занятия по теории музыки и игре на органе.
Лиман один из первых разглядел дарование Дворжака, его истинное призвание, а горячее воображение кантора нарисовало ему картины будущего: он представлял себе своего ученика знаменитым музыкантом, композитором… как Гайдн или Моцарт…
Цех мясников, готовя смену, ревниво следил за успехами подмастерья. А Лиман твердо решил сломить сопротивление отца Дворжака, цеха и вырвать юношу из обстановки бойни и мясницкой.
Не теряя времени, в течение всего года, что Тоничек жил в Чешске Каменице, Лиман часто наведывался к Франтишку Дворжаку, то один, то с кем-нибудь из музыкантов или дворцовых служащих. Поговорит с хозяином о том, о сем, а потом про Антонина спросит. Щедро природа одарила мальчика. Хороший музыкант может выйти. Не грех ли такого в мясной лавке держать? Другие сыновья подрастут — помощь в доме будет. А Тоничек пусть отправится в Прагу дальше учиться.
Трактирщик не знал что и делать. Кантор — человек уважаемый. Не послушаться его страшно, а сына отпускать не хочется. Семье и так приходится трудно, рабочие руки нужны. Да и что за житье у музыканта?
Долго раздумывал Франтишек Дворжак и решил, наконец, предоставить выбор сыну.
Стать профессиональным музыкантом, сменить мясную лавку на какой-нибудь, даже самый бедный, храм, где он будет, как Лиман, служить органистом, — перспектива для Антонина очень заманчивая. В отличие от отца, он и раздумывать не стал, едва услышав, что тот согласен предоставить ему такую возможность. Оставалось подождать только осени, а там и в Прагу.
