Перед самой войной отец стал подниматься с постели. Иногда даже на улицу выходил. В эти дни он и на скрипке играл. Рояля у нас тогда уже не было, продали при переезде из Киева. По рассказам мамы, когда я была совсем маленькой, чтобы убаюкать, меня клали на рояль, на большую подушку. Отец играл колыбельные, и я засыпала. Специального музыкального образования отец не получил, но на скрипке играл без нот, по памяти такие сложные произведения, что я только удивлялась.
Несмотря на солидный возраст, отец не утратил способности жить детскими интересами. В основном, мы общались по вечерам. Это время принадлежало мне. Иногда мы во что-нибудь играли, но чаще всего отец читал вслух. Иногда послушать приходили мама и бабушка. Обе занимались каким-нибудь рукоделием. Бабушка чинила. Мама вышивала. В то время были модны вышитые вещи. И дома было уютнее от белых чехлов на диване и на креслах, от вышитых подушек и занавесей. Больше всего я любила слушать страшные истории. Читал отец классически, как настоящий артист. Каждый герой имел у него свой голос, интонацию, произношение. Все это создавало иллюзию, будто читает не один человек, а несколько.
Помню, когда мама принималась мне читать, я сердилась и просила ее читать так, как отец. Но мама не умела, а я не верила ей и обижалась. И только позже поняла, что читать так, как читал отец, могут только хорошие артисты.
Чаще всего отец читал Гоголя "Вечера на хуторе близ Диканьки". Читал он, лежа на своем жестком топчане, — на мягком ему нельзя было лежать из-за больного позвоночника. А я заберусь за его спину, вцеплюсь в плечо и слушаю, затаив дыхание. А потом, возвращаясь к себе в комнату, боюсь зайти в темноту. Сперва руку из-за двери протяну, свет включу, а уж потом вхожу.
Лягу на постель, накроюсь с головой одеялом, и кажется мне, что сейчас кто-то страшный придет и вытащит меня из постели. Жарко мне, душно, вспотею вся, а раскрыться боюсь. А на следующий день опять прошу отца прочитать что-нибудь страшное.
Мой отец был таким фантазером, что теперь, вспоминая его рассказы, я начинаю сомневаться в их правдивости. Как-то отец рассказывал мне о дарвинском "Происхождении видов". И, как бы продолжая высказывания Дарвина, сообщил, что люди, произошедшие от обезьян, некоторое время были еще хвостатыми. Однако хвосты их почему-то не сгибались, и для того чтобы сесть на землю, им приходилось делать в земле дырку, в которую они могли всунуть негнущийся хвост. В эту "гипотезу" я верила довольно долго, так как у меня и мысли не было, что это фантазия отца.
Посетителей у отца бывало много: писатели, ученые, молодые, начинающие авторы, студенты и школьники. С каждым из них он находил контакт и интересующую обе стороны тему. Многие из них привозили или присылали по почте, на суд отцу, свои произведения. А один раз какой-то студент прислал отцу несколько тем для фантастических рассказов, прося за них плату. Отец ответил ему, что в темах недостатка не испытывает. Наоборот, мог бы даже поделиться с кем-нибудь. Ввиду этого и денег не выслал.
* * *
Перед самой войной отца уложили в больницу. В больнице он познакомился с мальчиком из детского дома, у которого не было родных. По рассказам отца, мальчик был похож на растрепанного воробья. Звали его Гоша.
За то время, что они лежали вместе, Гоша очень привязался к отцу и жалел, что они так расстаются. И тут отцу пришла мысль усыновить Гошу. О чем он и сказал мальчику. Не знаю, что бы получилось из этого, ведь он даже не посоветовался с мамой. Однако сбыться этому так и не удалось, так как началась война, поезда перестали ходить в Ленинград и мы потеряли Гошу из виду.
Помню, мне очень хотелось, чтобы отец написал о нас, ребятах. О моих сверстниках, знакомых по дому. И он пообещал мне, что напишет о наших приключениях. О том, как мы попали в таинственные пещеры, и многое-многое другое. И я так расфантазировалась, что видела уже все это, как наяву. К сожалению, осуществлению этого замысла также помешала война.
Но о ребятах он много думал и писал для них. Когда мы жили в Пушкине, то он предложил для парка проект плацдарма для военных игр, где предполагалось вырыть окопы, установить орудия. Ребята, участвующие в военных играх, должны были одеваться в военную форму. Предполагалось также им выдавать оружие. Конечно, не настоящее. Одним словом, что-то вроде современной игры "Зарница", только с постоянным местом.
Судьба этого проекта мне неизвестна. Началась война, и было не до игр.
Сделал как-то отец для младших ребят интересное лото. Рисовал сам. В собранном виде это был круг, на котором были нарисованы различные звери. Половина зверя на одной карточке, половина на другой. Но самое интересное было в том, что если вы подставляли чужую половину, она легко совпадала с любой другой половинкой, отчего получались невиданные звери. Это было даже интереснее, чем собирать по правилам. Например, у кота мог вырасти петушиный хвост, а у крокодила хвост загибался по-собачьи и был пушистым. Бегемот был наполовину бегемотом, а наполовину тигром, и так далее.
Отец предложил свое лото для издания, но его почему-то не приняли, а через некоторое время появилось подобное лото в продаже, но было оно значительно хуже, так как половинки совпадали только по принадлежности.
В детстве я всегда тянулась ко всему необыкновенному и загадочному. Хотелось удивляться и удивлять чем-то других. Зная мою склонность к загадочному, отец предложил мне, правда, не новый, но интересный концертный фокус, рассказав его историю.
Много лет назад, еще будучи студентом, отец попал на концерт, одним из номеров которого было угадывание предметов, предлагаемых зрителями.
На сцену выходили двое мужчин. Один становился спиной к зрителям, другой ходил по рядам и собирал различные предметы. Возвратившись на сцену, он брал в руку один из предметов и начинал задавать вопросы своему партнеру, стоящему спиной к зрителям. Задавал быстро несколько вопросов, не ожидая ответа. А когда умолкал, угадывающий безошибочно называл предмет.
Номер имел большой успех. Зрители неистово хлопали, считая артистов чуть ли не ясновидцами.
Отца заинтересовал этот фокус и ему захотелось разгадать его. Для этого отец стал ходить на концерты ежедневно. Внимательно прислушиваясь к задаваемым вопросам, он обратил внимание, что они однотипны и постоянно повторяются. Из этого следовало, что шифр был в самих вопросах. Причем ответить, какой предмет в руке у ведущего, артист мог только после последнего вопроса. Тогда отцу пришла мысль, что ключ не во всей фразе, а только в начале, вернее, в первой букве первого слова. Проверив это, он убедился, что прав. Предметы, которые оказывались у зрителей, были однотипны: носовой платок, очки, билет, кошелек и так далее. Поэтому можно было пользоваться одними вопросами. К примеру, у ведущего были очки. В этом случае он задавал такие вопросы: Отчего вы молчите? Что вы можете сказать? Как это называется? Итак, что это такое? Удовлетворив свое любопытство, отец решил подшутить над артистами.
