Река Сальгурья — или ручей? — дальше спрямлялась, бежала по узкой заболоченной долинке, которую километрах в двадцати запирал своей каменной грудью могучий Морджот.
Сейчас, освещенный щедрым солнцем, он сиял снежной вершиной с вертикальными черными провалами, суровый конус удивительно-правильной формы, великан среди мелких сопок. К северу от него далеко за сопками розово светился длинный острозубый хребет. Северная даль, таинственный рубеж, за которым пряталось еще одно дикое царство.
Прозаическое капустное поле разлилось почти по всей долине. Выше под ногами Сергея захрустели остренькие осколки рыжего сланца. Земля посерела, вдоль гребней заблестела вода, растения выглядели слабыми, не зелеными, а рыжеватыми. Да, тут капусте холодно и неуютно. Водоотводной канавы на границе огородной земли не было, только старая колея от гусеничного трактора, по ней тоже сбегала вода; был брусничник и тучи комаров над головой, тот дух тайги — влажный и пресный дух, похожий на запах несоленой каши.
По верхней границе поля Морозов прошел далеко. Еще несколько ручьев доходили до первых гребней и пропадали в глубине. Тут же подрастал турнепс, едва доставал колени жалкий с виду викоовес.
Взору открывались едва ли не все поля совхоза и поселок Сусу-ман в пойме реки Берелех. Этот приток Колымы зеркально блестел в просеках зелени, множество проток, островов открывалось сверху. Поселок на этом берегу состоял, в общем-то, из приземистых бараков, выделялись только двухэтажный клуб архитектуры первых пятилеток и два таких же дома, возле которых стояли черные легковые автомобили. Западное горнопромышленное управление, которому принадлежал совхоз и прииски.
Из-за реки тоненько запищал гудок какого-то завода. Черные фигурки людей, работающих на поле, зашевелились, стали сходиться к месту, куда на телеге привезли обед. Сергей вспомнил запертого Орочко и пошел напрямки. Им надо успеть в столовую.
Орочко уже высматривал его в окно. Через пять минут они зашагали в поселок и по пути догнали главного агронома.
— Ну, каково впечатление? — спросил Хорошев. Он оглядел Морозова, его грязные ботинки. — Я видел вас на склоне сопки. Грибы искали? Маслята там бывают, как-никак подспорье.
Сергей смутился.
— Хотел представить себе совхозные угодия в целом. Оттуда как на ладони.
— Представили?
— Да. Вы распахали все удобные земли и прихватили тайгу. Под завязку.
— А прибавить есть что? — Хорошев улыбался: приятная оценка его трудам.
— Слева проглядывается поперечная долинка, надо осмотреть. Возможно, там находится подходящая земля.
— Вряд ли. За сопкой новый прииск «Челбанья». И дорога туда. В общем, вы время не теряли. Если мы составим проект освоения хотя бы двух десятков гектаров, то в управлении примут такое деяние как показатель нашей активности.
— Нужны два тяжелых трактора и рельсовые бороны, — сказал Сергей.
— Рельсовые?..
Всю дорогу до столовой он объяснял, что это такое и как их несложно сделать. С горячностью объяснял. Хорошев и Орочко переглядывались.
— А что, это мысль, — сказал главный. — Тем более, что орудие уже испытано. Тут, за поселком, — завод по ремонту приисковой техники. Готовьте чертеж, размеры, детали, а мы с Сапатовым нажмем на управление. За месяц, наверное, можно сделать такие бороны. И опробовать в поле. Ну и, конечно, начинать съемку целинных площадок. Так, Александр Алексеевич? Геодезистов отыщем в лагере, подключим Сапатова, он из-под земли достанет, если его разжечь…
Рубленый дом на высоком фундаменте, с крытым обширным крыльцом и чистыми окнами выглядел привлекательно. В прихожей умывальник, два полотенца по сторонам. Сергей потянулся к синему, но Орочко предупредил:
— Наше вот это, белое.
— А чье же синее?
— Для других, — и поджал губы. Хорошев загадочно улыбался. Две двери были почти рядом. И тут Сергей ошибся, шагнул в правую — вслед за высоким очкариком, уже переступившим за порог, но Орочко уже взял его под руку.
— Наша дверь слева.
И они вошли в эту левую.
В небольшой комнате стояли четыре стола под клеенкой. Дверь на кухню, дверь в соседнюю комнату. Из кухни тотчас вышла молодая повариха, поздоровалась, оглядела Сергея.
— Новенького привели?
— Из Магадана прибыл, мой коллега, — объявил Хорошев. — Запишите в нашу артель. Сергей Иванович Морозов.
Официантка пронесла мимо их стола поднос с тарелками, толкнула бедром дверь, за ней открылась вторая комната, столы там были под скатертями, на подоконниках цветы в горшках.
Сергей уставился на Хорошева.
— Да-да, не все вольнонаемные равны. Там — договорники. А здесь наш брат, прошедшие через это самое… Там кормят по второму разряду. Здесь — по третьему.
— А есть и по первому?
— Такие сюда не ходят. У них свой буфет в здании управления. Нам с большим трудом удалось отстоять право на складчину, чтобы не тратить время на щи-кашу по месту жительства.
Вошел плановик Романов, кивнул всем сразу, сел за их стол. Розовое лицо его было безмятежно. Спросил Морозова:
— Как тебе этот ресторан?
— Еще не освоился. На соседей за той дверью посматриваю.
— Что на них смотреть, у них паспорта без штампа. Классом выше. И цена ихних обедов подороже. Я хотел было втиснуться, за деньгами дело не встало, однако не удалось. Сословное предубеждение. А вот и кормилица наша! Здравствуй, Анюта, здравствуй. Чем угостишь сегодня? Дух такой хороший…
— Лапша на курином бульоне. Ну и мясо с макаронами. И компот.
— А у тех? — плановик кивнул на дверь.
— То же самое, только погуще, да послаще. Не завидуй.
Сергей проголодался, но ел как-то вяло, хотя и мелькнула мысль, что впервые за три года с лишним ест он не из жестяной миски, а из тарелки, что само по себе уже шаг к прошлому, долагерному. И тут же осой врезалась мысль о неполноценности, такая вдруг реальная в быту, она оскорбляла его, кусок застревал в горле. Не только паспортами, но и в товарищеской столовой отделяют чистых от нечистых. И это что? Навечно?..
Романов уже отодвинул пустые тарелки. Лицо его лоснилось от удовольствия, он достал папироску и вертел ее в пальцах, дожидаясь, пока кончат обед другие. В столовой было тихо. Еще за тремя столами молча ели девять незнакомых людей.
— Вот тот, — прошептал Романов на ухо Сергею, — что с седой головой, доктор наук, геолог-профессор, ходит в чине заместителя главного геолога, молодого договорника. Тоже недавно вышел после восьми лет. Умница мужик. А живет в общежитии. Это он открыл при иск «Челбанья», там по сорок кило золота в день берут. А профессор по средам ходит отмечаться в райотдел НКВД. Трое его подчиненных обедают в той комнате, потому как договорники. «Все смешалось в доме Облонских…».