В марте 1928 года Гершвин вместе с Айрой, Ли и сестрой Френсис поехал в свое первое европейское турне. Первая остановка – в Лондоне. Там состоялась премьера его мюзикла «О’кэй!» Успех был огромен. Именно поэтому Гершвины остались в Лондоне на месяц. Следующей столицей был Париж. Тут успех превзошел все ожидания. «Рапсодия» вызвала сенсацию. Знаменитый балетмейстер Сергей Лифарь создал балет на музыку «Рапсодии», и в апреле состоялась премьера. Лучшие танцовщики и музыканты явили свое искусство. На спектаклях бывал «весь Париж».
Во время этого гастрольного турне Джордж встретился с Морисом Равелем, знаменитым французским композитором, чье блистательное «Болеро» облетело весь мир. Их встречу организовала секретарь Равеля Ева Готье. Когда она спросила маэстро, какой подарок он бы хотел получить на свой день рождения, он, зная, что Гершвин в Париже, сказал: «Встречу с Гершвиным».
Время в Париже летело незаметно. Репетиции с оркестром, которым дирижировад Леопольд Стоковский, приемы, прогулки по Елисейским полям – все это давало огромный источник для вдохновения.
Из Парижа Гершвин поехал в Вену. Там он встретился с Имре Кальманом, наслаждался музыкой его оперетт, слушал знаменитый венский оркестр, который устроил композитору настоящую овацию, когда он репетировал с ним «Рапсодию».
Однако, несмотря на загруженность работой во время гастролей, которые длились около полугода, Гершвин не прерывал работы над балетом «Американец в Париже». Остроумный, полный шуточных мелодий, современных ритмов, балет сразу завоевал популярность во многих странах мира. «Ты представь американца, выросшего на «диком Западе» и попавшего в Париж! Все поражает его воображение: запахи, звуки, краски, а более всего – прекрасные женщины», – писал Гершвин в письме своему другу скрипачу Яше Хейфецу. Тема балета «Американец в Париже» – Латинский квартал, Монмартр, жизнь художественной богемы. Гершвин использовал свои собственные впечатления от этого удивительного города. «Мой балет – дань любви прекрасному Парижу», – говорил он в интервью французским журналистам. Но не только город, а также его обитатели, вернее, обитательницы, поразили Джорджа. О, как он бывал влюблен в Париже! Неоднократно, бурно и… несчастливо. Почему? Трудно ответить на этот вопрос стороннему наблюдателю. Возможно, он слишком многого требовал от женщин, возможно, он слишком их идеализировал и затем горько разочаровывался. Кто знает? Однако, судя по слухам, которые всегда циркулируют вокруг знаменитостей, по-настоящему он был влюблен лишь в одну женщину – Кэй Свифт. Она была прекрасным музыкантом, автором популярных в то время мюзиклов. Помимо этого Кэй привлекала широтой образованности, эрудицией, она была остроумна, общительна и обаятельна.
Джордж и Кэй познакомились в Париже. Музыкальный вечер, который устроил барон Ротшильд, удался на славу. Джордж музицировал несколько часов подряд. На следующий день они встретились, провели вместе целый день, который закончился обоюдным бурным признанием в любви. Эта встреча послужила началом многолетнего романа. Все их отношения отличались чрезвычайной сердечностью. Кэй помогала в редактировании музыкальных рукописей, вместе с ним играла на втором рояле новые произведения, была настоящим другом, доброжелательным критиком, знала все его привязанности и капризы, следила за тем, чтобы в доме всегда были свеже-срезанные цветы, которые Джордж так любил.
Он боялся, что женитьба, семейная жизнь помешает его Музыке, преданным служителем которой он оставался. Кэй он любил больше всех женщин. Он сделал ей несколько очень дорогих подарков – полотна Ренуара и Модильяни. Кэй – единственная женщина, которой он посвятил несколько своих произведений. После смерти Гершвина Кэй, обладая прекрасной памятью, смогла воспроизвести в нотных рукописях, а затем издать несколько его инструментальных и вокальных произведений. Гершвин был требователен к друзьям, но отвечал им взаимной заботой и преданностью. Он знал, что создает прекрасную музыку и не упускал возможности сказать об этом. Иногда он говорил о себе в третьем лице, как бы оценивая со стороны. Как-то, когда друзья пришли к нему после концерта, сказав, что это было замечательно, Гершвин спросил их с подкупающей детской непосредственностью: «Как – и только?»
«Его музыка великолепна, она настолько органично связана с негритянским фольклором, что создается впечатление – автор родился и вырос в Гарлеме», – писал один из музыкальных критиков «Нью-Йорк Таймс». «Мы вынуждены были взять на работу тридцать дополнительных телефонных операторов, чтобы успеть принять все заявки на билеты», – рассказывала директор Гранд-опера в Лос-Анджелесе. Все: и критики, и слушатели сходились в одном мнении, что опера Гершвина «Порги и Бесс» – безусловный триумф.
Идея создания оперы давно владела Гершвиным, и он знал, что она не оставит его до тех пор, пока он не осуществит свой замысел. Композитор перечитал массу литературного материала, несколько либретто и остановил свой выбор на одном из них – либретто известного в ту пору писателя Дю Бос Хейварда «Порги». Однако прошло немало времени, прежде чем композитор осуществил свой замысел. В декабре 1933 года композитор и либреттист подписали контракт. Началась работа, продолжавшаяся 23 месяца. «Я должен пропитаться негритянскими мелодиями, должен знать их быт», – говорил Джордж, и лето 1934 года вместе со своим кузеном-художником, который тоже был увлечен негритянской тематикой, провел в небольшой деревушке, которая славилась своими спиричуэле, необычными гармониями.
Джордж писал матери: «Я живу в хижине, пью речную воду, ем лепешки, приготовленные на огне. Представь, тут полностью отсутствует телефонная связь. Ближайший телефон за 40 миль отсюда. Зато у меня в хижине есть чудом попавшее сюда старое разбитое пианино». На этом разбитом инструменте Гершвин играл местным жителям «Рапсодию», именно они, обитатели маленького острова, были первыми слушателями фрагментов из «Порги и Бесс». Они слушали Гершвина, а он, в свою очередь, слушал их. «Их пение меня потрясло. Я не могу наслушаться, как верно они интонируют, как точно ведут свои партии, сливая голоса в прекрасных созвучиях. Как они могут это делать, ведь это интуитивная импровизация. Никто никогда не договаривается о том, что и как они будут петь, все на ходу подхватывают мелодии, разрабатывают свои темы. Это необыкновенно!»
Во время написания оперы для Джорджа ничто и никто не существовал. Затем, когда начались репетиции в театре, Гершвин почти переехал жить в театр. Он вникал в каждую малейшую деталь, не давая актерам и музыкантам хоть на минуту отвлечься от постановки. Постановщиком был опытный продюсер и режиссер Рубен Мамулян. Гершвин звонил ему в любое время суток, Мамулян нервничал, хотя внешне был выдержан и спокоен. Наконец, когда даже Джордж почувствовал, что все устали от бесконечной работы и его тирании, он сказал: «Я беру всех вас на уик-энд в Лонг-Айленд. Нам нужно забыть об опере. Ни слова о музыке. Только отдых». Все с удовольствием согласились. Когда спустя три дня труппа вернулась, Мамуляна спросили, каково им отдыха-лось. На что он ответил: «Знаете, что мы делали? С утра до ночи Джордж был за роялем, играя музыку из «Порги».
