5 ноября командующий сухопутными силами снова сделал попытку переубедить Гитлера. Это был день, когда – при условии, что наступление действительно должно было начаться 12 ноября, – ожидался приказ о выступлении войск в районы сосредоточения.
Во время этой беседы, проходившей с глазу на глаз (Кейтель, по словам Грейнера, был приглашен на нее позже), – результаты ее, тем не менее, впоследствии стали известны, – произошел непоправимый разрыв между Гитлером и генерал-полковником фон Браухичем. Последний, как пишет Грейнер со слов Кейтеля, прочитал Гитлеру меморандум, в котором были сформулированы все причины, говорившие против начала наступления. Наряду с безусловно неоспоримыми доводами против начала наступления осенью (состояние погоды, незавершенность обучения вновь сформированных соединений и т.д.) генерал-полковник назвал одну причину, которая привела Гитлера в ярость. Это была критика действий немецких войск в польской кампании. Он выразил мнение, что пехота не проявила такого наступательного порыва, как в 1914 г., и что вообще подготовка войск в отношении дисциплины и выносливости в связи со слишком поспешными темпами перевооружения не всегда была достаточной. Если бы генерал-полковник Браухич высказал эту точку зрения в кругу военных руководителей, он бы встретил поддержку. Правда, упрек в том, что пехота не отличалась таким же наступательным порывом, как в 1914 г., во всяком случае в таком обобщенном виде, был несправедливым. Он объясняется недооценкой изменений, которые наступление пехоты претерпело за это время. Принципы наступления 1914 г. были теперь просто немыслимы. С другой стороны, нельзя было отрицать, что – как это бывает в начале войны с еще не обстрелянными войсками – наши войска на отдельных участках, особенно в боях за населенные пункты, проявляли признаки нервозности. Высшие штабы также были иногда вынуждены принимать резкие меры против явлений недисциплинированности. Это не удивительно, если принять во внимание, что рейхсвер в течение нескольких лет вырос с 100000 человек в миллионную армию и что значительная часть соединений была сформирована вообще только во время мобилизации. Все это, однако, перед лицом побед германской армии в польской кампании еще не давало оснований прийти к выводу о том, что армия по этой причине не в состоянии вести наступление на западе. Если бы генерал-полковник Браухич ограничился ясным заявлением о том, что вновь сформированные дивизии в связи с недостаточной выучкой и спаянностью еще не подготовлены и не могли быть подготовлены к ведению наступления и что нельзя вести наступление только испытанными кадровыми дивизиями, то его аргументы нельзя было бы опровергнуть, так же как и нельзя было опровергнуть довод о неблагоприятности времени года. Вышеупомянутые же аргументы в таком общем виде были как раз тем, что меньше всего следовало бы приводить Гитлеру, так как он чувствовал себя создателем новой армии, которую теперь называли недостаточно подготовленной. При этом Гитлер был прав в том отношении, что без проявленной им смелости в политической области, без той энергии, с которой он осуществил перевооружение, а также без вызванного к жизни национал-социалистским движением пробуждения военного духа также и среди тех слоев населения, которые во времена Веймарской республики отвергали его, эти вооруженные силы не обладали бы такой мощью, какой они обладали в 1939 г. Гитлер, однако, упорно игнорировал при этом тот факт, что наряду с его заслугами такие же заслуги в этой области принадлежали рейхсверу. Ибо без его идеологической и материальной подготовки, без самоотверженного труда пришедших из него офицеров и унтер-офицеров Гитлер не получил бы вооруженных сил, которые он теперь рассматривал как «свое детище», одержавших такие замечательные победы в Польше.
Сомнениями, которые высказал Гитлеру генерал-полковник фон Браухич, он добился от этого диктатора, зашедшего уже довольно далеко в своем самомнении, как раз обратного тому, к чему он стремился. Гитлер отбросил все деловые аргументы командующего в сторону, выразил возмущение по поводу критики, которую генерал-полковник осмелился высказать в адрес его – Гитлера – творения, и грубо оборвал беседу. Он настаивал на начале наступления 12 ноября.
Тут, к счастью, вмешался бог погоды и вынудил к переносу этого срока, к чему только до конца января 1940 г. пришлось прибегать пятнадцать раз.
Итак, если ОКХ подобным образом и оказалось правым в отношении возможного срока начала наступления, в результате описанных выше событий возник кризис в командовании вооруженными силами, результаты которого в дальнейшем ходе войны оказали очень пагубное влияние. Во-первых, он проявился в том, что Гитлер и Браухич больше не виделись. Во всяком случае, начальник Оперативного управления, будущий генерал Хойзингер, 18 января 1940 г. сказал мне, что Браухич с 5 ноября не был больше у Гитлера. Это положение было совершенно нетерпимым при создавшейся обстановке. Следующим результатом разрыва 5 ноября была речь, которую произнес Гитлер 23 ноября перед собравшимися в имперской канцелярии командующими группами армий и армиями, командирами корпусов и начальниками их штабов. Я могу обойтись без подробного изложения содержания этой речи, так как оно известно из других источников. Наиболее существенным было то, что Гитлер подчеркнул свое непоколебимое решение в самое ближайшее время начать наступательные действия на западе, причем он уже высказал сомнение в отношении того, как долго еще будет обеспечен тыл Германии на востоке. Высказывания Гитлера относительно принципиальной необходимости начать наступление на западе носили деловой характер, были продуманы и, по моему мнению, убедительны (за исключением вопроса о сроке начала операции). В остальном его речь представляла собой сплошные нападки на ОКХ и, кроме того, вообще на генералитет сухопутных сил, который все время стоял на пути его смелых предприятий. В этом отношении речь Гитлера была лишена всякой деловой основы. Командующий сухопутными силами сделал единственно возможный вывод и подал в отставку. Гитлер, однако, отклонил такое решение вопроса. Само собой разумеется, что кризис в руководстве армии ни в коей мере не был ликвидирован. Во всяком случае, дело обстояло так, что ОКХ вынуждено было подготавливать наступление, с которым оно не было согласно. Командующий сухопутными силами по-прежнему был отстранен от консультаций по вопросу о проведении военных действий и низведен до положения генерала-исполнителя.
Если исследовать причины, которые привели к подобного рода отношениям между главой государства и руководством армии и тем самым к лишению последнего власти, то выявится, что решающую роль в этом сыграло стремление Гитлера к неограниченной власти, его все увеличивавшееся самомнение, подогреваемые травлей генералитета со стороны таких людей, как Геринг и Гиммлер. Но необходимо также сказать, что ОКХ в значительной степени облегчило Гитлеру свое отстранение от руководства армией в связи с той позицией, которую оно заняло по вопросу о дальнейшем ведении военных действий после окончания польской кампании.
