шрапнельными пулями полковника и его лошадь… Раненых, по разным данным, насчитали от 12 до 20 добровольцев. Потери красных составили свыше 500 [25]человек убитыми, по большей части расстрелянными.
Большое, богатое село оказалось полупустым. Значительная часть жителей, поверившая рассказам о бесчинствах, чинимых «кадетами», оставила свои дома и ушла. «Обычно, если нет хозяев, то в печке всегда есть горшок со щами или жареное мясо – страховка против разграбления и уничтожения со стороны противника, – вспоминал днёвку в Лежанке А. И. Эйхенбаум. – Здесь всё пусто. Ещё мрачнее кажется село, не соблюдающее боевых традиций» [133]. К удивлению сельчан, добровольцы не отбирали, а просили и за всё просимое платили.
На другой день после боя многие из сбежавших вернулись в село и с изумлением нашли свои хаты целыми и неразграбленными. Не вернулись в основном сельчане призывного возраста, опасаясь, что добровольцы их мобилизуют, и те, кто служил у красных. «Обширные владения, как говорили, до 100 тысяч десятин, принадлежали сельскому обществу, – свидетельствует Н. Н. Львов о достатке сельчан в Лежанке. – Лишь меньшая часть земли была под пашней. Необъятные пространства оставались под залежами, ковыльными и пырьевыми степями. На них паслись гурты скота. Урожай снимали до 200 пудов пшеницы. В редком дворе не стояли скирды немолоченного хлеба. Повсюду сытость и довольство. Для тех, кто видит в русской революции социальную, вызванную крестьянским малоземельем, есть над чем задуматься… А между тем, это богатейшее ставропольское селение было гнездом большевизма» [134].
Оставшиеся в селе жители принимали добровольцев хлебосольно, но сдержанно выказывали свои симпатии, опасаясь мести ушедших с красными односельчан. Опираясь на свидетельства местных жителей, типичный рассказ о становлении новой революционной власти в Лежанке привёл в своих воспоминаниях Н. Н. Львов: «…в Лежанке большевиками оказались солдаты, ушедшие с кавказского фронта и застрявшие в Ставропольской губернии. К ним тотчас примкнул весь сброд бездомных, воров и конокрадов, выпущенных из тюрем и вернувшихся в село… Прежде всего произошёл бабий бунт. Бабы разгромили лавки и растащили мануфактурный товар. Высокая цена на ситец вызвала бабий бунт. Потом принудили мельников даром молоть зерно. Учинили разгром винных лавок. Убили волостного старшину. Образовался революционный комитет. Какой-то солдат встал во главе. В большом здании школы происходил суд и приговорённых расстреливали тут же у забора» [135]. После первых же расстрелов недовольные новыми порядками сельчане вынуждены были покориться революционной власти.
С приближением к селу Добровольческой армии, красноармейцы несколько раз митинговали. Застрельщиками на митингах были артиллеристы и солдаты 154-го Дербентского полка. «Им сказано, что “корниловцы”, они же “кадеты” и “белобандиты” – разрушили железные дороги и поэтому-де дербентцев нельзя демобилизовать и отправить домой.
– Уничтожьте их! – говорят дербентцам, – и вы сможете благополучно уехать домой…» [136] Активисты подбили остальных встретить добровольцев огнём, мобилизовали местных жителей, раздав им винтовки.
При примерном равенстве сил, красные с самого начала сражения выбрали оборонительную тактику, уповая на неприступность своей позиции, усиленной естественной преградой – рекой Средний Егорлык, и силу своего огня. Но они не учли профессионализм добровольцев. Инициатива оказалась в руках у Добровольческой армии, что и решило исход боя. Они применили несложный, но действенный приём: решительный удар с фронта с одновременным обходом фланга. «На большевиков, видимо, неотразимое впечатление произвело спокойное, без всякой суеты, стройное, как на учении, развертывание армии, – подводил итоги сражения А. П. Богаевский, – смелый переход ее в наступление и атаку и меткий огонь. Добровольцы увидели перед собой многочисленного, хорошо вооруженного противника, занимавшего сильную позицию, но скоро убедились в отсутствии у него стойкости войск и толкового управления боем» [137]. Успеху добровольцев способствовало отсутствие опасности в тылу и на флангах, в результате чего армия смогла сосредоточить почти все свои силы на переднем фронте.
Убедительная победа в бою за Лежанку имела огромное нравственное значение для добровольцев. Они поверили в свои силы, в полководческий дар своего вождя, в выдающиеся способности штаба армии и других строевых начальников. В дальнейшем большинство многочисленных боёв похода имели похожий план и характер.
Самым ощутимым из недостатков армии являлось почти полное отсутствие кавалерии, поэтому некому было производить разведку, особенно дальнюю, устраивать сложные манёвры и демонстрации, а также преследовать неприятеля. В связи с этим ещё не раз с упрёком вспоминали добровольцы генерала Попова, не пожелавшего объединиться с армией, обрекая добровольцев в одиночку пробиваться к Екатеринодару. 1500 шашек донского отряда, ушедшего в зимовники, несомненно, значительно увеличили бы шансы объединённых сил вовремя выйти к кубанской столице.
Пережившая гибель вождя, Добровольческая армия до конца Ледяного похода не однажды находилась на грани разгрома, терпя большие лишения и неся огромные потери. Части из них, несомненно, можно было бы избежать, окажись генерал Попов и его штаб более сговорчивыми ради общего дела…
Но вернёмся в дивный солнечный день 22 февраля (7 марта), когда окрылённым блестящей победой добровольцам казалось, что им многое по плечу, ведь впереди Кубань – земля обетованная!
В бою под Лежанкой добровольцы несколько раз рисковали открыть огонь по своим. Чтобы избежать в боевой горячке таких потерь, требовался яркий знак отличия своих от чужих, и генерал Корнилов распорядился всем чинам армии нашить на папахи и фуражки полоску белой материи.
Часть третья
На Кубани
Глава первая
Кубань – земля обетованная!
Ранним утром 23 февраля (8 марта) Добровольческая армия оставила Лежанку и двинулась в пределы Кубанской области. На этот раз в арьергарде двигались Офицерский полк и 1-я батарея. Чуть раньше, для демонстрации, чтобы ввести красных в заблуждение по поводу направления движения армии, кавалерийский отряд полковника Глазенапа пошёл к селу Белая Глина.
Весна уверенно заявляла о своих правах. Погода стояла прекрасная. Чистое синее-синее небо, яркое солнце и молодая трава радовали глаз. Дороги совсем подсохли. Идти стало легко. Далеко позади остались душевные тревоги начала похода и непролазная грязь бескрайних равнинных просторов донских степей. В отличие от них, кубанские степи изгибались волнами, с холмами и перелесками.
Совершив двенадцативёрстный переход, армия вошла в первую кубанскую станицу Плоскую, небольшую и небогатую. Станичный атаман и казаки встречали добровольцев радушно. Настроение в армии резко поднялось. Всего 12 вёрст разделяло крестьянскую Лежанку от казачьей станицы Плоской, а отношение населения к добровольцам изменилось с точностью до наоборот. Если на Дону за жильё и питание добровольцам чаще всего приходилось платить, то кубанские казаки категорически отказывались от вознаграждения за постой и бесплатно чинили обувь.
Однако иногороднее население и здесь добровольцам не сочувствовало. У одного из таких сельчан остановился на ночлег прапорщик Гуль. Хозяин убогой хаты, столяр по роду занятий, затеял с ним разговор с недобрым подтекстом. В его вопросах явно сквозила неприязнь. Сначала он поинтересовался причиной боя под Лежанкой. На что офицер ему ответил, что жители их встретили огнём. Последовал вопрос
