Когда я с ним встретился первый раз, сказал одно: «Закон выше Илюшина — не нужно нам ни своих, ни чужих прокуроров». Понимал: если он из Свердловска, значит, волей-неволей я свожу его с первым помощником президента Илюшиным, который тоже оттуда. У нас с Виктором Васильевичем всегда были какие-то трения, ну а так, если и Илюшин его принимать будет, и я, — вариант то, что нужно. Илюшин с ним побеседовал и был счастлив, что свой, свердловский, — знакомых у них полно, — а в результате мы вдвоем подали кандидатуру Скуратова. Ельцин с ним побеседовал — ему претендент понравился. Если бы не история с проститутками, нормально бы, уверен, работал…
— Оказалось, что он любит девочек, причем сразу обеих…
— Подстава! Мы ж с этим делом не разбирались, а надо бы: Скуратова могли и опоить, и заманить в ловушку обманом — да что хотите. Чтобы человека обгадить, много ума не надо.
— Хотя, казалось бы, одновременно с двумя время проводит — молодец мужик!
— Это показательно сделали — ославили на весь мир. Видно, так их допек «Мабетексом» (швейцарская фирма, которая по поручению Управления делами президента вела работы по реконструкции Кремля. — Д. Г.), что готовы были что хошь засветить — вот вам телевидение независимое!
— Сейчас такого уже не покажут?
— За бабки? Да пожалуйста, только платите.
— Александр Васильевич, а это правда, что вас даже Черномырдин боялся?
— Ну, наверное, знал за собою грехи.
— У вас были с ним откровенные беседы?
— В моей книге, которую я вам подарю, опубликован наш разговор с Виктором Степановичем накануне президентских выборов, причем, если читать внимательно, я предстаю там не в лучшем свете… И все равно обнародовал стенограмму, чтобы показать: это правда, такие вот отношения были. Когда меня упрекают: «Ах, да вы всех записывали», я отвечаю: «Извините, ребята, но если разговор шел на моей территории, я был вправе фиксировать все, до последнего слова». Хотя мог бы схитрить, сказать: «Это у меня просто память хорошая».
— Как вы считаете, хотел Черномырдин стать президентом России вместо или после уставшего Ельцина?
— Очень хотел — более того, подписи за него были уже собраны в необходимом количестве.
— И он мог стать преемником?
— А почему нет? За бабки у нас в стране — легко.
— В связи с весенними событиями в Украине, когда не могли договориться президент и Верховная Рада, у нас часто вспоминали расстрел российского парламента в девяносто третьем году. Вы были свидетелем тех событий…
— Не свидетелем — активным участником.
— Да, ну конечно: тогда весь мир благодаря CNN увидел, как по Белому дому прямой наводкой бьют танки. Знаю, что в те грозовые дни отнюдь не Борис Николаевич руководил ситуацией и фактически пульт управления страной был в ваших руках…
— Вот видите, только что вы представили меня вторым человеком в стране, но, значит, я был и первым (смеется)…
— …и именно от вас зависело, как повернутся события в решающую ночь с 3 на 4 октября…
— Вы, журналисты, как и оппозиция, любите будоражить людей словами о расстреле Белого дома, но расстрел — это вторая часть действия, ответные меры на то, что произошло накануне. Сначала бесчинствующая толпа разгромила мэрию, в самом Белом доме смяла посты, побила милицию, а потом в телецентре «Останкино» устроила бойню. Там, между прочим, полтораста человек погибло, а при штурме Белого дома — всего десять, так что не стоит, как говорится, с больной головы валить на здоровую. Голосят, понимаешь: «Расстрел!», но это показательная акция — надо было припугнуть некоторых, чтобы не лезли. Зюганов ведь больше с тех пор не высовывался и даже притом, что его поражение на президентских выборах в девяносто шестом было очень сомнительным, не стал нигде возникать. Все это были уроки девяносто третьего года: по сусалам один раз получил и молчок — боялся даже рот разевать. Эту гидру важно было задавить сразу: чтобы избежать новых жертв, нельзя было больше ее выпускать…
— Действительно ли, когда все было особенно зыбко и надо было главнокомандующего поддержать, многие приближенные к Ельцину люди, в частности армейские генералы, попытались дать задний ход?
— Съездив по моему заданию в Минобороны узнать обстановку, мой зам Геннадий Иванович Захаров вернулся оттуда удрученный. «Там вообще, — сказал — штиль, никто ничего делать не собирается». О штурме Белого дома не было и речи…
— Боялись?
— Конечно. Это горбачевский синдром: когда в свое время генерал Родионов дал в Тбилиси команду успокоить толпу…
— …саперными лопатками?
— Ну, лопатками — не лопатками… А может, военных вынудили пустить их в ход — надо же было хоть чем-то защищаться от провокаторов?.. Настоящего следствия, между прочим, фактически не было: сообщали, что комиссия Съезда народных депутатов работала, но толком она свет на события не пролила. Так и не было выяснено, давал Горбачев приказ Родионову или нет, а он генерала попросту сдал. Дальше точно так же сдавали и группу «А»…
— …которая в Вильнюсе пошла на штурм телецентра?
— Да, и этот синдром остался — люди боялись брать на себя ответственность. В девяносто первом году, я уверен, если бы престарелый маршал Язов приказал захватить Белый дом, «альфовцы» бы не подчинились…
— Хм, а вы понимали, что, если бы не ваша решительность, в девяносто третьем все могло обернуться иначе?
— Понимал — поэтому и не пытался отсидеться в сторонке. Когда группа «А» не шла на штурм Белого дома, ничего не оставалось, как повести ее самому, и спецназовцы меня поддержали.
— Ельцин хоть был в тот момент в состоянии соображать, что происходит в стране?
— К этому времени он уже отбыл на дачу — мы все делали без него, а потом, когда Руцкого с Хасбулатовым в Лефортово привезли, Борис Николаевич вернулся в Кремль отмечать победу. Кстати, когда его днем, часов в двенадцать, доставили домой, и Наина Иосифовна увидела, что меня рядом нет, первое, что она сказала: «Коржаков струсил, он тебя бросил». Такой скандал закатила: «Мы здесь в лесу одни, нас захватят сейчас и убьют!» Успокоилась, только когда увидела по телевизору, чем на самом деле я занимаюсь.
Из книги «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие».
«…Около 18 часов 4 октября девяносто третьего, благополучно сдав мятежников с рук на руки, мы с Барсуковым прямо из Лефортово поехали в Кремль, на доклад. В кабинете президента не застали — он был в банкетном зале, и я с удивлением обнаружил, что торжество в честь победы началось задолго до самой победы и уже подходит к концу.
