Работать с ним было легко – помогала его жизнерадостность. В трудный момент он отпускал меткое словцо, мы покатывались со смеху, и утомление отступало.
В 1963 году Гольдберг организовал в «Труде» всероссийскую детскую шахматную школу и уговорил меня встречаться с ребятами 3-4 раза в год. В Москву на занятия являлись Карпов, Балашов, Рашковский, Тимощенко и другие. Результаты школа дала неплохие, и Гриша торжествовал. В 1969 году занятия возобновились, и хотя состав мальчиков оказался менее удачным, но успехи девочек превзошли все ожидания.
Гольдберг любил помогать другим и старался делать это незаметно. Так, в 1959 году неожиданно я узнаю о решении Моссовета обменять мне квартиру. Выяснилось, что хлопотал Гриша. Он видел как трудно было во время соревнований – окна прежней квартиры выходили на трассу. Перебрался жить я в тихое место.
Последнее живое шахматное дело, совершенное Гольдбергом, – организация высшего шахматного образования; можно не сомневаться, что другой бы это не осилил. Надо было не только добиться согласия на новое дело руководителей физкультурного образования но и убедить молодых людей и девушек стать образованными шахматными профессионалами.
Гриша из года в год искал по стране талантливых абитуриентов дрался за увеличение численности приема студентов на шахматную специализацию и по праву гордился успехами своих питомцев. Имена гроссмейстера Балашова, мастеров Чехова, Ахшарумовой и Зайцевой всем известны. Воспитал Гольдберг и ряд талантливых шахматных организаторов.
Гольдберг много ездил по Советскому Союзу. Его лекции выслушивались с огромным вниманием – мало что сейчас знают об истории советских шахмат периода 20-60-х годов. Гольдберг зачитывал на лекциях выдержки из документов и публикаций того времени. Слушателям было ясно – лектор не фантазировал!
Последние годы тяжелая болезнь одолевала Гольдберга – все чаще он жаловался на сердце. 1 декабря прошлого года он провел рабочий день в Институте физкультуры среди своих студентов, приехал домой и почувствовал себя плохо. Большого шахматного энтузиаста не стало…
Памяти старого шахматиста
Познакомились мы зимой 1925 года. С виду он был рубаха-парень, весьма жизнерадостный держал себя несколько вызывающе – казалось, что бравирует своей простонародностью. Внешность соответствовала поведению: неряшливо одетый (как впрочем, многие в то время), коренастый, лицо грубоватое, альбинос, рост невелик. Любил играть «блиц», как тогда говорили «со звоном», то есть с прибаутками и шутками. С удивлением я узнал, что Боря Юрьев – студент электротехнического института. В молодости Борис Борисович любил озорничать, его живой нрав проявлялся и в психологических трюках. Так, играя в одной из групп полуфинала чемпионата Ленинграда 1926 года (Я. Рохлин организатор этого соревнования, собрал несколько десятков участников), Юрьев на партию с Симховичем (известным проблемистом) явился… в нетрезвом виде. Противник обрадовался: его задача облегчалась – бороться черными с сильным партнером не так-то просто… Играл Симхович и ждал, когда белые что-нибудь подставят. И вот наконец «зевок» фигуры; она немедленно была взята.
Но тут-то и выяснилось, что Борис Юрьев был совершенно трезв; спектакль закончился – Симхович попался в ловушку, фигура отыграна при превосходной позиции, и партия доведена до победного конца.
Главным судьей (тогда он назывался председателем турнирного комитета) был профессор Б.М. Коялович, один из сильнейших шахматистов дореволюционного Петербурга. Тщетно апеллировал к нему Симхович. «Если вы сели за доску с пьяным партнером в надежде на легкую победу, то по какому праву вы хотите опротестовать результат партии?» – недоумевал Борис Михайлович…
Осенью того же года Б. Юрьева включили в команду Ленинграда – шахматисты нашего родного города выезжали в Швецию на матч с командой Стокгольма. Тогда мы ближе узнали Бориса Борисовича, и он завоевал общие симпатии (заприметили его и шведы; треть века спустя, после сеанса одновременной игры в городской ратуше Стокгольма, ко мне подошел противник Юрьева по матчу 1926 года и тепло вспоминал своего партнера). Правда, в Стокгольме манер своих он не изменил: гуляя по залу среди зрителей, неизменно занимался привычным «звоном» (по-русски!) и время от времени подтягивал штаны согнутыми в локтях руками (в молодые годы не мог отделаться от этой привычки).
На обратном пути через Ботнический залив теплоход попал в шторм, и меня укачало… Ну и досталось же мне! Юрьев утверждал что во время качки Ботвинник звал на помощь маму и причитал: «Ах, зачем я поехал в этот Стокгольм?»
Борис Борисович был человеком доброжелательным и объективным. Я быстро продвигался по турнирной лестнице, и, естественно, противники по соревнованиям особых симпатий ко мне не питали… Исключением был Юрьев. «Смотрите, – громогласно говорил он, – у Ботвинника фигуры носятся по доске, как живые». Мы играли с ним в одной команде профсоюза металлистов вместе выезжали на матчи в Москву. Он меня полюбил, и навсегда; 24 августа 1981 года пришел на мой юбилейный вечер в Октябрьском зале Дома Союзов.
Кончил Юрьев институт, стал продвигаться как инженер и все меньше играл в шахматы, хотя никогда с ними не расставался. В 30-е годы он был уже директором завода, продолжительное время находился в командировке в США. Даже старался казаться важным – от озорства молодости ничего не осталось. Но говорил по прежнему что думал и громогласно. Был переведен на работу в Москву, стал начальником главка наркомата, потом министерства. Однако эта должность оказалась не по его натуре, и в конечном счете он перешел в НИИ судостроительной промышленности, где и трудился почти до конца своей долгой и честной жизни.
Первые наши две встречи за шахматной доской я проиграл. Вот одна из них…
Турнир I категории Ленинград, 1925
1. d2-d4 d7-d5
2. Ng1-f3 Ng8-f6
3. Bc1-f4
Юрьев никогда не был силен в теории начал. Поэтому он предпочитал дебюты, где вероятность попасться на «заготовку» исключалась. Однако он обладал здоровым пониманием позиции, что позволяло ему получать благоприятное положение в середине игры.
3. … e7-e6
4. e2-e3 Bf8-d6
5. Nf3-e5
Любопытно отметить, что современная теория рекомендует именно этот ход.
5. … 0-0
6. Nb1-d2 c7-c5
7. c2-c3 Nb8-c6
8. Nd2-f3 Qd8-c7
9. Bf1-d3 c5:d4 Таково последствие недостатка опыта – черным невдомек, что пешка e3 хуже пешки c5. Проще и лучше было сразу 9… Ne4.
