Было 8 утра. Сумею ли продержаться до часу? Время шло убийственно медленно. Я выставил наблюдателей вправо в хуторок для наблюдения за лесом и влево на крыше мельницы.
До 12 часов всё было спокойно. Вдали слышалась ружейная и пулемётная трескотня – это наши брали Соболёвку и Гнилец. Внезапно раздался орудийный выстрел. Снаряд упал где-то в местечке за нашей спиной. За первым полетело ещё штук 7-8. Шрапнель разорвалась довольно удачно и вслед за ней появились неприятельские цепи. Их было несколько: вышли они из Яроповичей и пошли по разным направлениям. Одна левее меня на местечко, другая – жиденькая на вид – в лоб, и, наконец, третья, самая грозная и внушительная, пошла вдоль леса и начала обходить мой правый фланг. Положение было не совсем приятное, но стрелять надо было. Это могло задержать противника, а во-вторых, приказано было наделать побольше шума.
Затрещали наши пулемёты. Идеально работал льюис, выставленный на соломенной крыше хаты. Максимы работали с перебоями. Взводы рассыпались в цепь, лошадей отвели назад. Под нашим огнём цепи противника остановились и залегли. Та, что была около леса, была уже в 1000 шагах; та, что была слева, шагах в 600, не больше. За нею шла другая цепь.
Гоппер остался у мельницы. Я же главное внимание обратил на лес и направил пулемёты туда. Вскоре меня совсем обошли. Было уже без четверти час. Пришлось отходить.
Вишневскому пришлось туже. Он уходил под сильным ружейным огнём и потерял лошадь. К вечеру догнали полк. Противник в Соболёвке и Гнильце сопротивления не оказал.
с. Белки
3 декабря 1919 г.
Переночевали с 4-м эскадроном в доме попа. Ели полусырую гусятину и жидкий суп. Уснули, как убитые, но вставать пришлось рано, в 5 часов утра. Построились в резервную колонну и стали ждать прихода Попова.
Вдруг раздался выстрел: снаряд прожужжал где-то над головами и взорвался левее нас в мёрзлой пахоте. Мы стали вытягиваться. За первым пролетел ещё один снаряд и упал ближе. Это были всё гранаты и рвались они всё дальше и дальше. Мы поняли, что нас ещё не видели, а били по уходящим севастопольцам. Но едва мы вышли за рощу и появились в поле, как поднялась пулемётная трескотня и ружейная пальба. Мы как были колонной, так и пошли рысью. К счастью, противник был далеко, но всё же вдоль шоссе, по которому мы шли, пули взбивали лёгкие облачка пыли и песку.
Добравшись до Королёвки, мы рассыпались лавой по полю и стали ждать. Когда наши обозы ушли, а противник не появился, то ушли и мы. Прошли через Корнин, где стояли лабинцы, и дошли до Белок; но отдохнуть так и не пришлось. Оказывается, противник уже занял Кривое, и Попов решил его выбить.
В собачий мороз по чёртовой дороге двинулись мы к Сахарному заводу. Около Кривого виднелись конные лабинцы. Наша артиллерия подъехала. Английские мулы сделали лихой заезд. Орудия дали два выстрела и… прискакали два всадника и сказали, что навагинцы уже заняли Кривое (!!!). Итак, мы били по своим.
Я устал до крайности. Глаза болят, всё тело разбито. Я стал худой, как мощи, да и не я один: все переутомлены непосильной работой. Хоть бы отдохнуть завтра.
с. Пивни
4 декабря 1919 г.
Построились в 9 утра и выступили опять на Сахарный завод, что возле Корнина. 1-й, 6-й и 2-й эскадроны пошли вперёд. Лабинцы и пехота пошли на Кривое.
Сколько пулемётов у пехоты! У одних навагинцев 80 пулемётов, севастопольцы таскают с собой штук 40! Это уже сильно смахивает на пулемётные полки царского времени.
Выбит противник был легко; так легко, что это показалось нам даже подозрительно. Взято 30 пленных. Из них один рассказывал, что третьего дня на мой эскадрон наступал целый пехотный (2-й Гомельский) полк. Но наш огонь был весьма неудачен. Ранен всего один, и то легко. Лабинцы ранили одного китайца. Он упал на лёд пруда и один отстреливался от целых двух сотен, пока не был смертельно ранен. Его последние слова были: «Всё равно живым не сдамся».
По сведениям разъездов и пленных выяснилась очень печальная картина. На Корнин делается демонстрация и делается лишь усиленная разведка. Главные же силы брошены на юг. Сегодня они заняли Жидовцы и ведут наступление на Романовку. Вероятно, Романовка уже взята. Одновременно севернее нас ведётся наступление через Турбовку. Мы почти окружены. В связи со слухами о падении Киева наше положение становится безнадёжным. Надо уходить и уходить скорее. Вперёд пошла пехота, за ней артиллерия и лабинцы.
Последними шли мы. Провели кошмарную ночь. Ужасно быть в хвосте обоза. Идут медленно, на каждом шагу остановка. Холод зверский. Ярко блещут звёзды, снега нет, и мёрзлая земля, звонкая, как стекло, изрыта комьями и ямами. Все ругаются. В общем, немного похоже на отступление французов в 12-м году. Некоторые завёрнуты в одеяла, так что картина получается полная.
Пришли к 2 часам утра и, дрожа от холода, улеглись на грязной соломе. Приехал Тургиев. Положение на фронтах катастрофическое. Что будет дальше?
с. Пивни
5 декабря 1919 г.
Я, кажется, заболел. Вот уж не вовремя так не вовремя. Жар. В комнате душно. Где-то под печкой кудахтают куры. Им, наверное, тоже душно.
Киев, говорят, почти взят. Идут бои на улицах города. В Фастове паника. Генерал Драгомиров уехал. Связь порвана. Лошади у нас посёдланы и обозы запряжены.
с. Винницкие Ставы
6 декабря 1919 г.
Накануне я едва забылся лихорадочным сном с бредом и мрачными кошмарами, как явилось донесение из штаба. Через полчаса – другое донесение, отменяющее первое приказание. Ещё через час пришло приказание обозу немедленно выступать на Фастов.
При тусклом свете ночника я едва рассмотрел, что был 12 ; час ночи. Стуча от лихорадки зубами, я оделся и в полубессознательном состоянии повалился на солому, которая устилала дно телеги. Кто-то завернул мне ноги в одеяло, что-то мягкое подложено было под голову. Потом всё стало темно: это меня всего покрыли буркой. Дёрнули мохнатые крестьянские лошадёнки, и с громом покатилась телега по мёрзлой и ухабистой дороге. Что я испытал, не поддаётся описанию. Вот уж пытка, так пытка. Почище «Сада пыток» [48] будет. С безумной головной болью, дрожа от холода, ехать в лютый мороз (с ветром) от 12 ; ночи до 8 вечера, делая бесконечные остановки в поле, на тряской телеге!
Боже, что это за война!
г. Белая Церковь
7 декабря 1919 г.
Я немного ожил. Вчера полк вёл бой где-то около Фастова, но я ещё при обозе, который оторвался от полка. В Фастове увидел Львова, и он присоединился к нам.
Фастов имеет вид мёртвого города. Вся еврейская часть разгромлена так, как я ещё себе не представлял, чтобы город мог быть разгромлен. Ходорков и Корнин пустяки в сравнении с Фастовом. Дома не только все без окон и без дверей, но, по крайней мере, из пяти один сожжён дотла. Но жиды живут. Уже смотришь, из домика, который со стороны улицы имеет совсем нежилой вид, где-то из какой-то скважины вьётся узенькой струйкой дым. Значит, уже вернулся хозяин и где-нибудь под чердаком устроил себе логовище.
