«Говорят, будто бы наши войска, изумленные необычайным для них зрелищем покрытых вечными снегами Альп, отказались идти далее: событие невероятное, почти невозможное!»[417] «Услышав негодование, Суворов предоставил им избрать любое: беспрекословно повиноваться ему или предать его земле у подошвы Сен-Готарда; велел рыть для себя могилу. "Здесь похороните меня, — произнес герой. — Вы более не дети мои — я более не отец вам — мне ничего не остается, кроме смерти!" Изумленные, растроганные солдаты, зная решительность вождя своего, бросились к нему с громкими восклицаниями: веди, веди нас! Подняли его на руки. "Вот, — говорит очевидец Фукс, — первый шаг Суворова к победам в горах Альпийских"»[418].
«Погода была ненастная, туман висел на горах, и как будто шла изморось. Нам, нагруженным провиантом, с непривычки трудно было подниматься в горы; люди беспрестанно отставали. Суворов, бывший при нашем отряде, объезжал тянувшиеся в горы ряды и говорил солдатам: "Молитесь Богу, ребята! Бог поможет! С нами Бог! Вперед, чудо-богатыри! Вот ты шаг ступил и ближе — все меньше остается!"»[419]
«Непривычные к горной войне, они медленно двигались к цели, то подсаживая один другого, то упираясь штыками. Приходилось ползти и карабкаться в сильную стужу по таким дебрям, заброшенным на недосягаемую высоту, по которым не ступала нога человеческая»[420].
«Если пехота беспрекословно исполняла сверхчеловеческую задачу и — самое смелое — высказывала беспокойство, то казаки, выбитые из седла и раздосадованные тем, что надо идти пешком, кричали Суворову:
— Куда ведешь ты нас, батюшка? На это генералиссимус отвечал:
— К славе!»[421]
Звучит красиво! Правда, можно и призадуматься: насколько нужна была казакам эта самая слава, да и как, вообще, они ее понимали?
Более реальной представляется следующая ситуация: «Суворов совершил неимоверный поход среди своего войска на лошади, едва влачившей ноги, в синем обветшалом плаще, который достался ему после отца и был известен под названием родительского, в круглой большой шляпе, взятой у одного капуцина. Ропот воинов, отчаянием исторгаемый, доходил до него: "Старик наш, — говорили они вслух, — выжил из ума: Бог весть куда завел нас!" — Суворов спрашивал: что они говорят? Ему отвечали: "Вы слышите сами". — "Да! — кричал он: — Помилуй Бог, они меня хвалят; так хвалили они меня в Туретчине и Польше". — И утомленные солдаты хохотали, забывали свою усталость, радостно повторяя слова Предводителя: Вперед! С нами Бог! Русское войско победоносно. Ура!»[422]
Однако начальник походной канцелярии Суворова статский советник Егор Фукс (1762—1829) утверждает нечто иное: «Слышал он иногда ропот своих воинов, отчаянием исторгаемый, и, скорбя о них, забывал самого себя. "Вперед — с нами Бог! Русское войско победоносно — ура!" Сии слова Героя — и все забыто»[423].
«Войска, назначенные для обороны Сен-Готарда, были размещены так, что три батальона, под непосредственным начальством Гюдена[424], находились на Сен-Готарде против Айроло; один батальон занимал Фурку; два батальона стояли при озере Обер-Альп; небольшой отряд на Кришпальте. Таким образом, французские войска расположены были как на главном пути, ведущем через Сен-Готард в Швейцарию, так и на тропинках, по которым можно было обойти главную позицию; но силы их были весьма недостаточны для упорной обороны занятых ими пунктов»[425].
«Из тогдашней переписки французских генералов обнаруживается… что как Массена[426], так и подчиненные ему начальники не подозревали плана союзников и наступления Суворова; во всяком случае они не знали ничего определенного ни о времени наступления, ни о направлении союзников, и были совершенно поражены появлением русских на С.-Готарде»[427].
«Утром 10 сентября оба русских корпуса направились к Сен-Готарду… Для облегчения атаки горы С.-Готард, занятой неприятелем, Розенберг должен был обойти позицию неприятеля справа. Дорога сначала проходила по узкой долине Бленьо, затем поднималась на горы, спускалась к реке, переходя с одного берега на другой. Войска двигались в следующем порядке: в авангарде шли Апшеронский полк, егерский батальон и 100 человек казаков под начальством генерал-майора Милорадовича…»[428]
Здесь Михаил Андреевич впервые выступил в качестве авангардного вождя — в той роли, которую он будет блистательно играть во всех последующих войнах.
«Когда мы перешли через Сен-Готард, великий князь послал меня поздравить фельдмаршала с совершением столь многотрудного и знаменитого похода, и что имя его приобрело тем незабвенную славу в истории. Граф Суворов принял сие поздравление со всеподданнической признательностью, как от сына природного своего государя, — это были его слова. При сем я прибавил ему от себя комплимент, но фельдмаршал мне отвечал:
— А Ганнибал? — он первый то же сделал»[429].
«10 сентября корпус наш выступил в поход… Здесь присоединился к нам с полком имени своего Милорадович, полный военного духа генерал, знаменитый в боях. Он стал в авангард с полком своим и несколькими егерями Кашина полка; мы шли 10-е, 11-е и 12-е число, то по узеньким тропинкам лезши на высочайшие горы, то спускаясь в пропасти; часто не видали тропинок; часто переходили вброд глубокие быстротоки, выше колен в воде, — а два раза и по пояс ее было…»[430]
«Проливной дождь, скользкая дорога, крутые спуски и подъемы на каждом шагу замедляли движение Розенберга.
В авангарде следовал Милорадович… Выступая ежедневно с рассветом, колонна шла почти безостановочно до самой ночи. Переходы были чрезвычайно утомительны… В этой стране, суровой и пустынной, на высоте 8 тысяч футов[431] над поверхностью океана, в холодную и бурную ночь, войска не имели даже хворосту, чтобы обогреться у бивачных костров… С рассветом 12-го числа колонна начала взбираться на снеговой гребень…»[432]
Егор Борисович Фукс писал в частном письме:
«Страх и трепет объемлют сердце при воззрении на сии над тучами и облаками возвышающиеся вершины гор, на которые должно подниматься. Каждый шаг скользит, а под пятой вижу неизмеримые пропасти. В виду всей гусем тянущейся армии полетел один наш офицер на лошади стремглав в сии преисподние пучины… Ужасные вихри разрушали и низвергали страшные камни, падение которых раздавалось громовыми ударами; шумные водопады так заглушали воздух, что в пяти шагах не слышал я иногда кричащего со всею силою ко мне спутника… Иногда в один день проходили мы все климаты и испытывали все возможные погоды; нередко на высоте горы, покрытой вечным льдом и снегом, все войско начинало от чрезмерной стужи и ветров костенеть; вожатые наши трепетали и наконец разбежались. Преданным нам на произвол судьбы, отверзала повсюду зев свой лютая смерть. Умереть долженствовало от холоду, от голоду, от падения громад камней, от ледяных глыб, от соединенной свирепости всех элементов…»[433]
