Государь, Вы очень хорошо знаете, что не в моей власти не только что-нибудь от Вас утаить, но даже умолчать; ибо всю жизнь я говорила с Вами без всякого страха, заявляя Вам свои желания открыто, как брату, получая Ваше приказание или совет, как от отца, как от того, кому я обязана всем, чего могу желать в этом мире. Для Вас я почитала жертву собственной воли – свободой, для Вас я почитала свою жизнь – счастливой, свою смерть – славной.
Но, Государь, если даже Богу и угодно было, чтобы Вы не поняли моей мысли… и приписали мне нечто такое, одно упоминание о чем причиняет мне нестерпимую боль, – то, умоляю Вас, не заставляйте меня проходить еще через чистилище и сделайте мне честь верить: если я и сказала, что опасаюсь остаться последней, то только потому, что боюсь получить на свою долю высшую меру несчастья, которую Господь может послать своему творению! И если бы мое желание совпадало с моим страхом, я бы постаралась охранять мою жизнь и здоровье несколько старательнее, чем я это до сих пор делала.
Я уверена, Государь, что Вы все это сознаете так же ясно, как я сама. Но те слова, которые Вы мне сказали при отъезде, что, может быть, Богу угодно, чтобы я пережила Вас и мою Мать, так тяжко отозвались в моем сердце, что я не могла не написать Вам этого письма. Ибо у меня нет другой цели, желания и намерения, как жить и умереть Вашей преданной и покорной подданной и сестрой.
Вероятно, после этого между братом и сестрой наладились отношения, так как не сохранилось никаких указаний о продолжении этой ссоры.
Луиза Савойская (Люксембургский сад. Париж)
В сентябре 1531 года Маргарита находится в Фонтенбло, где ухаживает за больной матерью. В очередном письме она просит у Франциска разрешения перевезти мать куда-нибудь в другое место, полагая, что ей будет полезна перемена воздуха. И через несколько дней они уже покинули замок Фонтенбло, но, едва отъехав, вынуждены были остановиться в маленькой деревеньке Грец. Луизе внезапно сделалось очень худо, и 22 сентября 1531 года она скончалась, как пишет А. Лефран, «вдали от любимого сына, который покинул ее, убегая от свирепствовавшей тогда чумы и не думая, что близок смертный час его матери».
Маргарита описала этот трагический момент в своей поэме «Темницы» (Les Prisons), о которой мы уже упоминали. Поэма была написана вскоре после смерти короля Франциска и пронизана тяжелым настроением Маргариты, поглощенной мыслью о смерти. Она любовно и подробно описывает последние часы близких и дорогих ей людей, как бы черпая силу и спокойствие в этих грустных воспоминаниях и как бы готовясь также спокойно, как они, покинуть мир, который уже больше не представлял для нее ничего радостного и заманчивого.
Смерть Луизы высвобождала Франциска из-под влияния человека, не повиноваться которому он не мог. Все, что исходило от этой энергичной и властной женщины, подавляло его – ее любовь к нему, ее немалые административные способности и все те качества, которые у самого Франциска отсутствовали: трудолюбие, настойчивость и упорство в достижении намеченной цели. Другой вопрос – верно ли намечала она себе эти цели, правильно ли понимала государственные нужды и бескорыстно ли работала на благо родины? Большинство историков отвечают на это отрицательно. Все, что она делала, она делала для Франциска, а не для Франции, не опасаясь жертвовать интересами королевства ради выгод короля: так поступила она в деле освобождения Франциска из мадридского плена, предписывая послам отдать Бургундию, так же вела она дело и в 1529 году при заключении так называемого «мира Дам»[62] в Камбре, подписав унизительные условия для Франции – лишь бы вызволить своих внуков, «для которых воздух Испании был губителен». Страстная, слепая любовь Луизы к сыну может послужить если не оправданием, то хотя бы объяснением ее поступков.
Генрих Наваррский обращал большое внимание на военные силы своего королевства, во-первых, твердо надеясь добиться возвращения ему от Испании другой части своих наследственных владений, а во-вторых, стараясь защитить оставшуюся часть на случай очередной агрессии. Для этого он принимал всевозможные меры: строил новые крепости, исправлял старые и укреплял пограничные города. И на все это требовались крупные денежные суммы. Ежегодно содержание королевского двора обходилось также недешево, однако и это было необходимо – по мнению Генриха, для поддержания королевского достоинства и славы дома д'Альбре, увеличившейся с тех пор, как в него вошла Маргарита, сестра великого французского короля. Маргарита, не изменяя себе, находила возможным по-прежнему помогать поэтам, художникам и ученым, всем гонимым за веру или даже за неверие. «Никто в XVI веке не занимался с большей заботливостью и практичностью устройством больниц и убежищ, чем сама королева, – пишет о ней А. Лефран. – Она основывала их в Париже, По, Неракте, Эссэ и Алансоне». Благотворительность в широких размерах ложилась тяжелым бременем на бюджет королевы, но она, по утверждению Ш. де Сент-Марта, не считала себя вправе хоть немного сократить эту все разраставшуюся статью расхода, как не считала возможным уменьшить ежегодную трату на подарки, сверх жалованья, своим служащим. Вообще отношение Маргариты к подданным носит те же черты, которые так прославили ее великого внука – французского короля Генриха IV.
Через несколько лет с бюджетом стало еще труднее. Это случилось тогда, когда Франциск, забрав Жанну д'Альбре у родителей, поселил ее в замке Плесси-де-Тур и потребовал, чтобы она имела приличный двор. Правда, он обещал давать половину нужной суммы от себя, но и этого обещания, подобно многим другим, никогда не выполнял.
Королева Наваррская носила простое черное платье, подбитое горностаем, и небольшой головной убор. Она не любила роскоши (что не исключало ее любви ко всему изящному и красивому) и всячески урезывала расходы на себя лично.
В 1860-х годах вышла интересная книга графа Гектора де ла Феррьера, составленная целиком по вновь открытому им документу – «Приходо-расходной книге королевы» (Marguerite d'Angoulême. Son livre do dépenses. 1540–1549). Эта монография, охватывающая период в 10 лет, основана на ежегодных записках ее любимого секретаря Жана Фротте. Прежде всего поражает то, что в учетной книге почти нет страницы, которая бы не была отмечена какими-нибудь дарами или пособиями Маргариты. Королева скупа только по отношению к себе самой, зато она помогает изгнанникам, содержит в университетах стипендиатов, вознаграждает художников и артистов, учреждает приюты для заброшенных детей, дает приданое бедным девушкам, прощает долги и пени, делает разные подарки своим многочисленным знакомым и приближенным, покровительствует ремеслам и промышленности.
