Поучительна история и с моим исключением. В КПСС, как и в стране в целом, существует неписанный порядок, при котором ни на одной конференции, съезде, большом собрании, слете, митинге не может выступить никто, кого на это не уполномочило руководство. При этом выступающий должен говорить лишь то, что заранее согласовано с руководителем. Я сумел обойти этот порядок, испросив слова непосредственно у районной партийной конференции, делегатом которой был. Получив же трибуну, высказался против нараставшего в то время (октябрь 1961 г.) культа Хрущева.
Наши руководители и печать любят козырять такими категориями - "Партия с вами не согласится", "Народ вас не поймет". Но ни с партией, ни с народом никому без дозвола руководящих чиновников говорить не дадут. Мне это удалось единственный раз в жизни; и хотя я за это был жестоко наказан, но получил величайшее удовлетворение - конференция меня поняла, поддержала и в обиду не дала. Это потом, с помощью партийного аппарата, меня отстранили от должности начальника кафедры Военной академии и от научной работы, сняли с защиты мою докторскую диссертацию и, наложив строжайшее партийное взыскание (строгий выговор с предупреждением и с занесением в учетную карточку), сослали на Дальний Восток. Два года спустя арестовали и, исключив из партии, заключили в специальную (тюремную) психиатрическую больницу, лишив заодно генеральского звания и заслуженной пенсии. Только снятие Хрущева помогло мне освободиться из этой страшной "больницы", пробыв в ней и в следственной тюрьме КГБ всего лишь год и 3 месяца. Но все остальные репрессии остались в силе. А еще 4 года спустя - новая спецпсихбольница, уже распоряжением новых претендентов на культ, поглотила меня на долгие 5 лет и два месяца. Может, и здесь били не за убеждения?
Генрих Алтунян был исключен из партии за связь со мною. Да, да, в протоколе так дословно и записано: "По заданию 13-ти харьковских клеветников выехал в Москву, чтобы познакомиться с сыном командарма Якира и с бывшим генералом Григоренко. Что и выполнил..." В общем, провинция в то время (1968 год) лицемерить не умела. За что исключает, то и записали. Не то Москва. Когда меня привлекали к партийной ответственности, я в анкетке, заполняемой перед рассмотрением дела, в ответ на вопрос - за что привлекается, написал: "За выступление на партийной конференции Ленинского района г. Москвы". Но секретарь парткома Академии, выдернув анкетку из моих рук, проговорил:
- Так писать нельзя.
- Ну, тогда пишите сами, - сказал я.
И написали!
"За недооценку деятельности партии по вопросу о ликвидации культа Сталина и за извращение линии партии в вопросе борьбы с культом личности".
Далее пошла сказка про "белого бычка".
Я отказываюсь подписать себе такое обвинение и спрашиваю:
- Когда же и где я недооценивал деятельность партии и извращал линию партии?
- В вашем выступлении на партконференции.
- Значит, вы наказываете меня за выступление, в котором, по вашему мнению, содержались и недооценка, и извращение?
- Нет, выступать вы имели право.
- Тогда за что же вы меня привлекаете?
- "За недооценку...", ну и так далее.
- Когда и где я недооценивал?
- "Ваше выступление..."
И так до тех пор, пока я, утомившись и отчаявшись пробить стену бюрократического равнодушия, умолкаю.
В провинции тогда еще не умели так поступать. Поэтому Г. Алтуняна исключили за меня, а его друга, Владислава Недобору, - за Алтуняна. Кроме того, последнего уволили из армии (он радиоинженер, майор), и обоим дали по три года лагеря. По возвращении из заключения ни тот, ни другой (оба инженеры) не допущены к работе по специальности и уже около четырех лет работают слесарями.
Примерно с такой же, как и Алтунян, формулировкой был исключен из партии, снят с работы, а затем арестован и заключен в психиатрическую больницу Иван Яхимович. Он по окончании университета работал директором школы. Откликнувшись на призыв партии, оставил выгодную должность и благоустроенную городскую квартиру и пошел председателем в отстающий колхоз. Одновременно поступил на заочный курс в сельхозакадемию. Колхоз под его руководством вышел в передовые. О нем стали писать газеты. Но вот он услышал по радио о выступлениях Павла Литвинова и Якира. Фамилии эти, тем более для историка, известны. И он заговорил об этом в своей парторганизации. Его вызвали в райком, сделали внушение и сказали, что таких людей в Москве нет, что это просто провокация иностранного радио. Он не поверил этому, поехал в Москву и там нашел этих людей. Вернувшись в район, рассказал об этом и был исключен за связь с этими людьми. Написал открытое письмо М. Суслову. Оно получило широкое распространение в "самиздате". За это письмо был арестован и заключен в психиатрическую больницу. Сейчас работает лесником. Ни в школу, ни в колхоз его не допустили.
Владлен Павленков - преподаватель института из г. Горького, написал кандидатскую диссертацию по работе Ленина "Государство и революция". В диссертации показал, что наше государство устроено не в соответствии с теорией Ленина. (Это так и есть.) За это его исключили из партии и осудили. Он получил и уже отсидел 7 лет. От преподавательской деятельности отстранен и может заниматься только физическим трудом, да и то не на крупном предприятии. Рабочий класс власти оберегают от влияния неблагонадежных элементов. Для таких, как Павленков, выбирать можно только между сторожем и рабочим в магазине.
Вообще, ленинскому "Государству и революции" не повезло. И мое грехопадение началось с этого ленинского труда. И Леонид Плющ, находящийся сейчас во Франции, попал в специальную психиатрическую больницу больше всего за пропаганду идей этого труда. И Борису Вайлю этот труд "помог" попасть на 6 лет в лагерь и на 2 года в ссылку.
Педагог одного из высших учебных заведений Киева Василий Лисовой ни в каких оппозиционных движениях не участвовал, хотя многие из его друзей, возмущенные русификаторской политикой властей, выступали в защиту украинской культуры. За это их начали арестовывать.Узнав об арестах, В. Лисовой написал возмущенное письмо в ЦК КПУ, в котором он заявил, что знает всех арестованных, знает их взгляды как целиком соответствующие ленинскому национальному учению. Он сам разделяет эти взгляды и считает, что арестованных надо освободить, а если теперь за это арестовывают, то пусть арестуют и его. Просьба была немедленно удовлетворена. Его исключили из партии "за национализм", а вскоре арестовали и осудили - 7 лет лагеря строгого режима "за антисоветскую пропаганду". Заявление, поданное в ЦК партии, попало в КГБ, оттуда в суд и служило основным обвинительным документом.
