В 1876 г., следуя своему научному методу, практически закончил автобиографические заметки Чарльз Дарвин (изданы во фрагментах его сыном в 1887–1888 гг., а полностью — внучкой в 1958 г.; рус. пер. — 1959 г.). Он построил их как собрание многочисленных фактов, иные из которых не поддавались научному объяснению. При этом автор всячески избегал «спекуляций», то есть пространных и абстрактных рассуждений и объяснений, выходящих за пределы точно доказуемого. Более концептуальной получилась «Автобиография» одного из родоначальников английского позитивизма Герберта Спенсера. Опубликована она была лишь в 1904 г. Спенсер попытался на своем примере проследить «естественную историю личности», описать психофизические особенности и черты характера своих предков, показать, как его индивидуальность формировалась под влиянием факторов наследственности и среды.
* * *
Итак, развитие автобиографии, как и других документальных жанров Нового времени, шло от религиозной интерпретации духовной жизни личности к чисто светским попыткам ее «научного» объяснения; от общеобязательной морально-религиозной проблематики к ее постепенной редукции, а затем к открытому бунту против «ханжества» и «морализма»; от представления о единой и неизменной религиозной истине к интеллектуальному плюрализму. Герберт Уэллс, подключившись к этой традиции, выступает как убежденный «прогрессист» и даже революционер, стремящийся иногда самым радикальным образом порвать с традиционной культурой прошлого.
Уэллс во многом ориентируется на опыты научных автобиографий Ч. Дарвина и Г. Спенсера. Он в полной мере осознает новизну этого типа автобиографической прозы. Ему хочется «научно» и «экспериментально» постичь на своем примере человеческую личность в ее биологических и социологических истоках, в ее развитии (прежде всего интеллектуальном), в ее отношениях с людьми. Уэллс пытается как можно объективнее оценить свои природные способности, а также описать привычки и традиции той мещанской среды, в которой вырос. Тот факт, что ему удалось вырваться из нее и стать интеллигентом, он приписывает случайности — «двум сломанным ногам», своей и отцовской: полученная в семилетнем возрасте травма пристрастила будущего писателя к чтению, а несчастный случай с отцом стал причиной денежного кризиса семьи, из-за которого Уэллс, выбирая жизненный путь, не пошел по стопам старших братьев.
Однако замысел автобиографии Уэллса шире рамок научно-позитивистской автобиографии. В отличие от Ч. Дарвина и Г. Спенсера, он осмыслял свою жизнь на фоне предшествующего развития английской культуры, встраивал повествование в контекст развития европейской цивилизации. Поэтому у него мы находим отголоски всех важнейших этапов и направлений развития английской автобиографии.
Активное неприятие беньяновской традиции слышится в постоянном и настойчивом подчеркивании автором своего антирелигиозного бунтарства, в ироническом описании неразмышляющей веры его малообразованной матери, в настоятельных усилиях доказать, что «тупая» вера ничем в жизни не помогла этой женщине. Многое в собственном духовном облике унаследовавший от Просвещения, Уэллс, подобно Джонсону, полагал, что преимущество автобиографии — в истине, полученной «из первых рук», и автор, что бы ни говорили, в частности, фрейдисты (а впоследствии — представители «новой критики»), способен высказать правду о себе. Развивая идеи Джонсона о преимуществе биографического жанра перед литературой художественного вымысла, Уэллс утверждал: «Я сомневаюсь, что в будущем роман станет играть такую уж важную роль в интеллектуальной жизни <…>, он изживет себя и место его займут более глубокие и честные биографии и автобиографии» (с. 264 наст. изд.[163]).
Уэллсу был не чужд байронический дух бунтарства, неприязнь к консервативности английского общества, желание взрывать устоявшиеся стереотипы, эпатируя благополучного обывателя, плывущего в жизни «по течению». Уэллс унаследовал от романтиков нелюбовь к быту, даже некоторый страх перед ним. Во вступлении к автобиографии он поведал о мечте освободиться от повседневных забот и всецело отдать себя творчеству на пользу человечества. А рассказывая о том, как устраивалась его совместная жизнь со второй женой Эми Кэтрин, Уэллс приводит стишки и картинки, юмористически отражавшие и преображавшие бытовую реальность. Он занимается своего рода жизнетворчеством и, так же как и романтики, привносит творческое начало в «прочнеющий» быт, который без этого был бы невыносим.
Что же касается осмысления своей жизни в ее целостности, то Уэллс честно признается, что стремился и стремится вырваться из бедности и добиться успеха в жизни, однако не любой ценой; у него есть два важных условия: первое — то, что он делает, должно быть интересно; второе — нужно непременно приносить пользу людям и работать на благо человечества. Уэллс, подобно Карлейлю, утверждает идеал единства жизни и творчества и стремится показать, что его романы вырастали из его внутренних противоречий, из потребностей собственного духовного развития, и, стало быть, их можно рассматривать как «побочный продукт» его личностного роста.
Вместе с тем, подхватывая у просветителей идеи «единства жизни и творчества», Уэллс на новом этапе развития европейской культуры имел в виду нечто иное. Как и многие деятели Просвещения, он проявил себя в разных сферах деятельности: в естественной науке (прежде всего биологии), журналистике, литературе, политике, педагогике, всюду стремясь способствовать распространению новых идей. При этом свое личностное развитие он понимал как развитие интеллекта, расширение мыслительных горизонтов, формирование всеобъемлющей картины мира. В отличие от Гёте, он радел не о развитии целостной личности, а о развитии и воплощении в жизнь своих идей; и романы он писал не для того, чтобы выразить себя в совершенном произведении искусства, а для того, чтобы познакомить читателя с новым пониманием человека и общества. Уэллс рассуждает на эту тему, рассказывая о литературном споре с Генри Джеймсом. Ценность своих романов Уэллс видит в первую очередь в их актуальности, он пишет их быстро, торопясь донести до современников новые мысли, сознательно не задерживаясь на углубленной проработке характеров, тщательной художественной отделке. Это делает их по-особому автобиографичными, отмечающими каждый новый этап духовного роста писателя, документальными свидетельствами того, чем он жил в период их создания.
Уэллс берется за автобиографию не только ради читателя, но и для того, чтобы лучше разобраться в себе самом. Его цель — не самооправдание, а истина, по возможности приближенная к научной. Однако, будучи человеком XX в., он отчетливо понимает все сложности самопознания и самоописания и, пользуясь термином К.-Г. Юнга, говорит о своей персоне, о том представлении о собственной личности, которое складывается у любого человека и во многом определяет его поведение. Подобной персоне, всегда идеализированной, реальная личность человека может соответствовать в большей или меньшей степени, так же как и идеальному образу возлюбленной в большей или меньшей степени соответствуют конкретные женщины. При этом, анализируя побудительные мотивы своих поступков, Уэллс осознает, что человек далеко не всегда последовательно действует в соответствии с потребностями и установками своей персоны, так как в нем живут как бы многие личности. И все же с годами, представляется Уэллсу, он все более сближается с собственной персоной, тем самым достигая своего идеала. Хорошо сознавая все сложности описания и анализа реальной личности в ее современном понимании, Уэллс тем не менее ставит задачу высказать истину, он уверен, что в принципе эта задача выполнима. Таким образом, развивая жанр автобиографии, Уэллс отходит от позитивистски-натуралистической трактовки личности и создает сложный, многогранный и часто противоречивый образ творческого человека XX столетия в его взаимоотношениях с эпохой.
