– Это – чтобы не сваливал на младших! Это – чтобы умел отвечать за свои дела сам! Это – чтобы знал, что за все отвечает хозяин, а не гость!
…Много лет спустя, будучи зрелым мужчиной, сын сказал, что не может простить мне тот случай. Прости, сын: я не Макаренко, тем более – не Песталлоци. В аналогичном случае, когда я бросил камень в мотоциклиста, твой дед, мой дорогой папа, тоже выдал мне по первое число… Я-то давно простил ему все-все, а за памятную науку – даже благодарен…
В четырехместной палате два пенсионера – "профессиональные больные". Они в госпитале отлеживаются, как я, дурак набитый, тогда считал, просто для развлечения, – как в санатории. Их тянет на неторопливую беседу, а мне – некогда, я овладеваю теорией автоматического управления. Кроме того – уйму времени отнимают процедуры, завтраки, обеды, ужины – на них я хожу, как ходит большинство. Еще один гражданский, автомеханик с Круглого дома на Новой Голландии, тоже радикулитчик. У него ничего особенно не болит, только стопа ноги болтается: потеряла управление. Постигаю связь ног и позвоночника: слишком уж хорошо теория подкрепляется практикой. А я раньше думал, что ноги сами по себе.
В госпитале меня начинают лечить уколами: витамины, анальгетики, блокада, специальная гимнастика. Врач советует подольше висеть на перекладине, когда позвоночник растягивается. Хватаюсь за эту мысль: надо растягиваться. Сколько может человек провисеть на своих руках? А вот если подумать… Меня навещают ребята из лаборатории – Гена Степанов, Жора Бельский, Володя Булаткин. От меня они уходят с эскизами лечебного снаряда небывалого типа.
Снаряд изготовляется и доставляется больному в рекордные сроки. Широкий и жесткий, с кожано-стальными прибамбасами, монтажный пояс превращен в удобный бюстгальтер. Вместо бретелек у него закреплены две длинные цепи с карабинами.
Лечение начинается без проволочек. Чтобы жестковатый бюстгальтер не резал подмышками, доброхоты снабжают меня фуфайкой. В курилке туалета есть высокая балка – разновидность виселицы. Туда меня и подвешивает половина отделения. Табуретки мало и болельщики приносят стремянку. Я схожу с нее и повисаю в своем лифчике. Повис. Хорошо: весь позвоночник растянут весом ног и таза. Висеть так я могу всю ночь, значит – вылечусь непременно. Народ вокруг заинтересованный, наблюдают с живым интересом, покуривают, выдают умные советы. Обсуждают возможности применения моего бюстгальтера для казни через повешение.
Приходит мысля – "глубже, шире и более" усилить лечебный эффект. Даю команду: к каждой ноге привязать по гире. Добровольцы быстренько снимают пояса с больничных халатов, и привязывают ими по пудовой гире к моим конечностям. Боль отступает, я в восторге транслирую свое состояние болельщикам. Народ ликует; это подталкивает меня к новым подвигам: велю двум добровольцам повиснуть на моих ногах. Волонтеры повисают, держатся несколько минут. Боли уже нет нигде, я вылечился, я – здоров!!!
Восторженные зрители снимают меня с виселицы как героя. Я отстегиваю вериги и пускаюсь вприсядку! Вот так, дорогие врачи, лечатся инженеры!!! Завтра же утром я потребую выписки!!!
…Спал я не более часа, проснулся от невыносимой боли в ноге. Обращаюсь с ней как с дитем малым: укладываю в разных позах, баюкаю, растираю… Ничего не помогает. Утром мне вкатили большую дозу анальгетиков, после чего удалось поспать пару часов…
… В дальнейшем я научился спать часа по два-три без вредной химии. На мягкой панцирной сетке кровати у меня был установлен деревянный щит. Поднимаю щит под углом и закрепляю его на одной спинке кровати. Туда же сердобольные соседи привязывают длинные штанины кальсон, надетых на меня. Бренное тело при этом оказывается под неким градусом, голова – внизу. Теперь уже вес головы и туловища – растягивающий фактор постоянного действия. Только так боль в ноге можно было понизить до "уровня засыпания"…
… Так надоело лечиться, что спустя полтора месяца я объявляю себя здоровым. Медицине, очевидно, тоже осточертело возиться с неподдающимся майором и меня выписывают "с улучшением" на день рождения Эммы – 18 апреля 1970 года. Я рвусь к работе. Вот отдохну после лечения по предоставленному отпуску по болезни, пройдут майские праздники, и я займусь делом.
Однако, действие анальгетиков, которыми меня напичкали в госпитале, кончается. Работать – невозможно, жить – тоже уже невмоготу. Леня Лившиц "пробивает" для меня дефицитное лечебное место в саму Военно-медицинскую Академию. И вот, вместо работы, 5 мая санитарная машина части отвозит меня в Клинику нервных болезней на Лесном проспекте 2.
Виток второй – на академической высоте.
Только неминуемая гибель может
спасти его от верной смерти.
(неизв. гений из WWW)
В палате на высоком втором этаже 8 человек. Моя койка почти привилегированная – вторая от окна. Мой лечащий врач – Дина Иосифовна Крикливая – эффектная и целеустремленная брюнетка лет тридцати. Мне она уже знакома: это пассия и бывший лечащий врач Володи Волчкова, вечного холостяка. Он привел ее впервые на корпоративную вечеринку части в ресторан, где она сразу всех "обаяла". Дина разведена, к ее браку с Володей нет никаких препятствий. Мы уже было предвкушали веселую свадьбу, но Волчков непонятно почему тянул резину, что вызывало массу шуток. Тем не менее, некие добрачные отношения у них, очевидно, продолжаются.
Несколько первых дней уходит на сбор информации о моем бренном теле. Затем меня начинают лечить разноцветными таблетками. Добросовестно все глотаю: наука точно знает, что мне надо: Дина пишет диссертацию на тему лечения таких недостойных, как я.
С Эммой видимся редко: ее пускают только на часик, только по воскресеньям, остальные дни "сношаемся" как Маша Троекурова с Дубровским: через дупло. Роль почтового дупла выполняет ящик в вестибюле с отсеками по алфавиту. Сережа на Украине, катается как сыр в масле у деда и бабушки.
По непонятным причинам мне стает все хуже. Даже выходы в туалет и курилку теперь почти равноценны подвигу. Эскулапы принимают решение: растягивать меня. Я уже растягивался, не хотелось бы наступать на те же грабли. Правда, обходя заботливо расставленные грабли, мы лишаем себя возможности получить бесценный опыт. Тем более что Дина меня уверяет, что все будет "о кей": дыба у них не простая, а вполне академическая.
Действительно: снаряд впечатляет. Большое корыто со штурвальчиками и циферблатом. Наклонный щит и объект растяжения погружены в теплую воду (морду лица объекта гуманисты оставили над водой, на случай если больной вдруг захочет подышать). Растяжение с регулировкой силы по циферблату выполняют две цепи, закрепленные на поясе. Чтобы не "впёрнуть" больного в глубины корыта, подмышки его (не корыта, а больного) привязаны к щиту.
