Сейчас они встретились, приветливо пожали друг другу руку. На всякий случай Кирпонос поплотнее прикрыл обе двери в свой кабинет, вернулся к столу и лишь тогда спросил:
— Как обстоят дела с командиром, подозреваемым в шпионаже, и его компанией?
— Неплохо, товарищ командующий. Признаться, вас заждался.
— Приятно слышать, — вставил Кирпонос, гася папиросу и беря другую.
— Радист и связной установлены бесспорно. Мы вышли на львовскую агентуру. Сейчас стоим перед задачей взять связного с поличным и начнем ликвидацию агентуры.
— Но меня прежде всего интересует старший лейтенант в штабе округа, — сделал Кирпонос ударение на «в штабе». — Я не могу задерживать важных распоряжений. Не станем же мы заведомо работать на противника. Обстановка требует решения наших неотложных задач. К тому же ожидается прибытие к нам новых соединений.
Ярунчиков выслушал его спокойно, с готовностью ответить.
— Задерживать не надо, товарищ командующий, — сказал Ярунчиков. — Рублевского завтра же нужно командировать в Москву. Сделать это необходимо со всей естественностью. Только что мой начальник сообщил из Москвы о том, что вам послано срочное распоряжение о направлении в оперативное управление двоих работников штаба для отработки плана двусторонних армейских полевых учений.
— Мы действительно планируем в мае проведение оперативной игры как в армиях, так и в штабах по отработке оборонительной операции, — подтвердил Кирпонос. — Однако зачем же направлять еще второго работника штаба? Чтобы не дал шпиону убежать?
— Второй ничего не должен знать. Второго лучше взять из разведотдела, чтобы они ведали разными вопросами. Им дадут над чем поработать. Предполагаем, это займет несколько дней.
— Обратно, надеюсь, он не вернется? — на всякий случай уточнил Кирпонос.
— Скорее всего нет, — не решился ответить с уверенностью Ярунчиков. — Санкция на арест взята пока на радиста и связного… Перед неожиданным отъездом Рублевский начнет поспешно искать встречи со своими людьми. Вот на все последующее мы и планируем несколько дней. Было бы желательно, чтобы сегодня через Рублевского прошла серьезная секретная информация. Он постарается ее передать. Кстати, наш фиктивный приказ передан их радистом ночью с пятницы на субботу.
— Вот как! Не зря, выходит, мы с вами старались, — с приятным интересом воспринял Кирпонос. — Значит, он и есть — Рублевский. Что ж, пожалуйста, представим ему еще одну солидную фикцию. Да, да, только ложную информацию. Раз вы стопроцентно не уверены в том, что Рублевский не вернется в штаб, мы тоже «скорее всего» подстрахуемся. Я передислоцирую соединение из приграничной зоны в глубину округа. Лишь на бумаге, разумеется. Годится?
— Вполне, — моментально согласился Ярунчиков. — Такую информацию мы им позволим передать. И вообще рассчитываем еще не на один сеанс связи радиста со своим центром, но текст — под нашу диктовку. Спутаем дислокацию настоящих и вымышленных частей, пока там не раскусят провала своей резидентуры.
— Резонно, — оценил Кирпонос. — Вы только сообщения о спутанной, как вы говорите, дислокации прежде согласуйте со мной. Ознакомьте обязательно.
Весенний день разгулялся. С утра на небе плотнилась дождевая хмарь, но к полудню она разошлась, лишь кое-где оставив низовые рваные тучки. Тепло и ярко сверкнуло солнце.
Собираясь на встречу со Стышко, Римма Савельева оделась полегче и попроще: в ситцевое с короткими рукавами платье и черные туфли со старомодным бантиком из кожи. Хотела повязать голову яркой голубой косынкой, но та показалась ей не соответствующей выгоревшему желто-зеленому рисунку на платье.
Римма подошла к троллейбусной остановке чуть-чуть раньше условленного времени, осмотрелась и стала ждать. Она заметила Стышко, одетого в светлый гражданский костюм, когда подошел троллейбус и распахнулись дверцы. Как и было условлено, она, не обращая внимания ни на кого, поднялась в салон… Через три остановки они вышли и рядом направились по улице.
— Я вас едва узнал, — признался Василий Макарович. — Зачем вы так необычно простенько оделись?
— К чему бросаться в глаза, — не поворачивая головы, ответила Римма. — И не до нарядов мне теперь.
— Напрасно. Как раз этот-то наряд кое-кому и может броситься в глаза. Внешне у вас все должно оставаться прежним. И внутренне не выдавайте себя, — наставлял Стышко, посматривая на прохожих. Спросил: — Что нового?
Коротко взглянув на него, Римма, быстро заговорила:
— Вчера мы встретились в семь вечера, звал меня в кино, я отказалась. Объяснила, не до кино мне, у мамы приступ был. Недолго погуляли, домой к себе не приглашал. Поинтересовался, когда повезу маму в Москву. Я сказала, что нужно взять выписку из истории болезни, потом уж отправляться, в зависимости как будет чувствовать себя. Спросил он скорее всего для того, чтобы узнать, когда я отлучусь из Киева.
— Это-то его и интересовало, — определил Стышко. — О поездке в Бровцы, о фотографиях и пленке не заводил разговор?
— Да, но не так напористо, считая, видимо, этот вопрос со мной улаженным.
Они свернули за угол, остановились.
— С чего вы это решили? — спросил Василий Макарович, не упуская из виду прохожих, которые только что шли за ними.
— Допытывался, не проболталась ли я матери или кому-нибудь еще о нашем с ним прошлом разговоре. Он же меня строго предупредил… Я вытаращила на него глаза, говорю: «Что я, дура, что ли? Я думать-то про себя об этом боюсь». А он мне: «Чего ты боишься, дуреха, ерунда все это. Лишь бы наши отношения не омрачались, а это пройдет. Ну раз, на худой конец два раза съездишь к тому «хапуге» — точно ты его окрестила, и больше сам тебе не разрешу. Там мы будем командовать». Уверенный стал, опять в хорошем настроении. И даже заботливый. Говорит мне, замоталась ты, уж скорее бы положила мать в больницу. Не поймет, что я каждую неделю буду летать к ней… — Римма помолчала и добавила: — Если разрешите мне.
— Пусть вас это не тревожит, — успокоил Стышко, веря в искренность Савельевой.
— Спасибо! — прикоснулась к локтю Василия Макаровича Римма. — Чуть было не забыла. Он спрашивал, не собирается ли приехать муж или, наоборот, не намерена ли я отправиться к нему в ближайшее время, когда положу маму в больницу. Я сказала, что еще ничего не знаю, как получится.
— Напрасно, — огорчился Стышко, — тем более, я думаю, вы хотите поехать к Никифору Саввичу, обязательно даже вам надо проведать его, и побыстрее.
— Вы так считаете? — немного смутилась Римма и тяжело вздохнула, сказав с чувством: — Скорее бы от них отвязаться!
