Макарий не только благословил намерение своего духовного сына Ивана Киреевского и его жены Наталии готовить новые и издавать имеющиеся в рукописях переводы святых отцов, составленные преподобным Паисием Величковским, – старец сам принимал активное участие в редактировании текстов и хлопотах по их изданию. Само же дело все совершалось в Москве и при поддержке хозяина Троицкого Подворья. «Бывши у владыки, – писала в мае 1849 года отцу Макарию Наталия Киреевская, – я сообщила ему Вашу признательность за его милостивое внимание и прочла ему несколько строк из начала и конца письма, где Вы мысленно повергаетесь к стопам его и испрашиваете святых молитв и благословения. Он выслушал это с чувством и сказал: “Напишите к отцу Макарию, что прошу Господа, и посылаю ему Божие благословение, и прошу его святых молитв”. О Ниле Сорском справлялся; разрешили напечатать и не спрашивая Синода, и вскоре Вы получите его книгу для печатания».
При встрече в октябре 1851 года с Лаврским наместником в Боровском монастыре отец Макарий в беседе заметил, что в русском переводе «Лествицы», выпущенном Московской духовной академией, замечены некоторые неточности. Отец Антоний передал это владыке, и митрополит через Наталию Киреевскую выразил пожелание, чтобы эти замечания были изложены на бумаге и доставлены ему. Ознакомившись с представленными замечаниями и помня похвалы отцу Макарию со стороны архимандрита Антония, митрополит приглашает старца в Москву для того, чтобы старец Макарий мог поправить здоровье и повидаться с митрополитом. Мало того, владыка направил письмо и настоятелю Оптинского монастыря игумену Моисею (Путилову) с просьбой не задерживать старца.
Отец Макарий прибыл в Москву 14 мая 1852 года. Едва он сошел с повозки у дома Киреевских возле Красных ворот, как явился посланный с Троицкого Подворья узнать, когда ожидают старца. И последовавшие за тем три недели отец Макарий в полной мере вкусил радушия и гостеприимства митрополита Филарета и его наместника архимандрита Антония. Старца Макария приглашали и на богослужение, и на обед, и на вечерние беседы за чаем. Сам старец по своему смирению недоумевал, какова причина оказываемой ему чести? А она была проста – жажда чистого духовного общения с живым подвижником веры.
О том, насколько сердечен и памятлив на доброе был митрополит Филарет при всей своей занятости и внешней сдержанности, свидетельствует и такое его письмо к отцу Макарию: «Преподобному отцу Макарию о Господе радоватися. Как пишу к Вам при вступлении в пост, то время просить у Вас прощения, может быть, и в больших винах, нежели та, о которой теперь думаю, – в долгом молчании. С участием слышу, что здоровье Ваше слабо. Дайте себе отдых. Не истощайте сил, которые при умеренном употреблении долее могут служить на пользу… Мир и тишина душе Вашей. Помолитесь о моей, молвою житейскою обуреваемой. Филарет, митрополит] Московский. Февр[аля] 21. 1854».
При непосредственном участии владыки были изданы книги преподобных отцов Варсанофия Великого и Иоанна, преподобного аввы Фалассия и Исаака Сирина в славянском переводе старца Паисия Величковского. Владыка, будучи в Лавре, сам сверял греческий подлинник книги преподобного Варсанофия со славянским переводом; представленный ему перевод книги аввы Фалассия не только прочитал, но и отредактировал по греческому подлиннику, причем не постеснялся просить узнать у старцев: «Угодны ли будут им мои поправки?». В богословии для митрополита Филарета не было чинов, и потому в письме он обращается к старцу, как к коллеге: «Возвращаю перевод аввы Фалассия, испещренный мною, может быть, так же некрасиво в отношении к разуму, как и в отношении к буквам. Отдаю на Ваше рассуждение. Не излишним думаю сказать, что мною сделано и почему…». И на двух страницах объясняет, почему сличал некоторые места текста с греческим подлинником и латинским переводом.
Особенно митрополит заботился об издании книги святого Исаака Сирина. Исправленный славянский перевод с толкованиями отца Макария он просмотрел («Дерзновенною рукою, – писал сам владыка старцу, – коснулся некоторых примечаний Ваших») и отослал в цензуру. На вопрос Н.П. Киреевской, будет ли книга послана в Синод, митрополит ответил:
– Нет, в Синод посылать не буду – ведь это книга святого отца, а отдам ее на рассмотрение в Комитет [11]; и если они не решатся пропустить, то потребую к себе и сам подпишу. Пусть делают выговор мне одному.
Тогда же он передал Киреевской на печатание книги сто рублей.
Вероятно, святитель Филарет полагал весьма полезным для монашествующих знакомство со «Словами» преподобного Исаака Сирина, содержащими, например, такие строки: «Никто не может приблизиться к Богу, если не удалится от мира. Удалением же называю не переселение из тела, но устранение от мирских дел. В том и добродетель, чтобы человек не занимал ума своего миром. Сердце не может пребывать в тишине и быть без мечтаний, пока чувства чем-нибудь заняты; телесные страсти не приходят в бездействие и лукавые помыслы не оскудевают без пустыни… Когда умножится в человеке благодать, тогда по желанию праведности страх смертный делается для него легко презираемым, и много причин находит он в душе своей, по которым ради страха Божия должно ему терпеть скорбь».
Видимо, близки и дороги были душе святителя поучения великого святого, аскета и подвижника, незадолго до смерти ослепшего от усиленных занятий и постов. Видимо, высоко ценил он и считал крайне нужными эти поучения древнего инока, который всю жизнь посвятил уединенному изучению души своей и поучения которого исполнены большой психологической глубины, с тонким анализом самых неуловимых состояний души.
Нельзя не сказать и о внимании, проявленном святителем к Николаю Васильевичу Гоголю, поселившемуся в конце 1840-х годов в Москве, в доме своего близкого знакомого графа А.П. Толстого на Никитском бульваре. Писатель пережил к тому времени сложный духовный кризис, осознал во всей полноте роль и значимость христианской веры для каждого человека и для народа в целом. И, как это обыкновенно случается, ослепленный светом истины, поспешил возвестить о ней всем. Когда же он открыл свои новые убеждения в книге «Выбранные места из переписки с друзьями», то встретил преимущественно искреннее недоумение и сожаление о том, что «изменил делу чистого искусства», да насмешки над его «наивным мистицизмом». Между тем Гоголь, одушевленный своей миссией христианского писателя, самозабвенно писал второй том «Мертвых душ», в котором полагал показать мучительность и благодатность «оживления» некогда «мертвых душ» своих героев.
Гоголь, натура тонкая и чувствительнейшая, в силу своей высочайшей требовательности писал и переписывал текст второго тома, добиваясь совершенства стиля и максимальной ясности раскрытия одушевлявших его идей, но и другое мучило его: вопрос спасения своей греховной души.
10 февраля 1851 года писатель, находившийся в крайне болезненном состоянии, просил графа Толстого передать рукопись второго тома романа святителю Филарету, дабы
