дошло до государя. В 1834 году по повелению Николая Павловича министру внутренних дел было предложено обратиться за советом к митрополитам Петербургскому Серафиму и Московскому Филарету, «более других опытным и сведущим в делах такого обширного объема». Стоит ли говорить, что в результате появилась записка, плод работы одного митрополита Филарета, в семнадцати пунктах которой давались детальные рекомендации. В частности, владыка Филарет обращал внимание на методы возвращения униатов в лоно Православной Церкви: «11)…Не должно торопиться присоединением, когда расположение к присоединению примечается недовольно зрелым и способным выдержать противодействие. 12) Лучше не спешить открытием присоединения, когда действование тихое обещает увеличение числа расположенных к присоединению, без сильного противодействия, которое возбудилось бы ранним частным присоединением…». Православному епископу давался совет «не изгонять» обратившегося к нему униатского священника, но «с любовию преподать справедливое наставление или разрешение в виде совета с указанием основания оного в слове Божием или в правилах церковных. Не должно пренебрегать и нитей, относящихся к союзу любви: из нитей может составиться вервь и ткань».
Однако преосвященный Иосиф (Семашко) действовал скорее решительно, чем осторожно, что, впрочем, вполне соответствовало устремлениям Императора. В январе 1837 года Униатская церковь была подчинена ведению обер-прокурора Святейшего Синода, а в марте 1839 года была окончательно принята в общение с Православной Церковью. Святитель не оставлял бывших униатов своим вниманием, заботясь об укоренении среди них православной веры и верности Церкви. В 1842 году митрополит Филарет распорядился о пожертвовании преосвященному архиепископу Литовскому Иосифу саккоса и омофора золотой парчи, а также других драгоценных богослужебных предметов из кафедрального Чудова монастыря.
Почти каждый день после обеда Святославский входил в кабинет владыки и зачитывал ему присланные из консистории дела, на которые преосвященный диктовал свои краткие и решительные резолюции. Так, 11 июля 1843 года на рапорт о представленных в цензуру духовных книгах продиктовал: «Картины мытарств очень безобразны и слишком наполнены бесами. Советую внимательнее рассматривать». 19 октября на консисторском определении о разрешении дочери отставного капитана девице Елизавете Безобразовой вступить в брак с лекарем Алексеем Костылевым без согласия на то ее родителей решил: «Утверждается в надежде, что родители, вникнув в обстоятельства дела, окажут снисхождение зрело возрастной дочери, желающей супружества, дабы за отказом не последовало более скорби и несчастия». 10 декабря на консисторской справке о проверке знаний монаха Селиверста, представленного игуменом Николаевского Песношского монастыря Сергием к посвящению в иеродиаконы, определил: «Монах не знает, что христиане спасаются верою во Христа, и катехизиса не читал. Объявить игумену, что церковные правила не позволяют поставить в священнослужители человека, не имеющего понятия о начатках даже христианства. Велеть монаху прочитать катехизис и узнать, во что он верует».
Переписка с архимандритом Антонием давно стала регулярной. Писали они друг другу вроде бы по деловым поводам, но зачастую с пера митрополита Филарета срывались затаенные сердечные признания. 27 июня 1835 года: «…Благодарю, что утешаете меня, но больше учите. Не столько скорблю, сколько не знаю иногда, что делать. Личных мне скорбей, не знаю, как сказать, или нет, или они не важны. Но когда вижу меньше прежнего единодушия, тогда как для общего блага нужно больше прежнего внимания к видам человеческим, тогда как дело Божие особенно призывает к чистой ревности, такие и подобные виды приводят в печаль и недоумение…». Начало июня 1937 года: «Неприятно мне думать, что молчание мое неприятно Вам, отец наместник. Поставьте мне сие в наказание за мое молчание и не оскорбляйтесь. Не успеваю делать всего, что нужно. Хочу пройти затруднения и выйти на простор, но затруднения родятся, а силы не возрастают. Простите меня и помолитесь о моей немощи». В ноябре 1837 года: «…Вообще мне кажется, не излишняя осторожность, чтобы при общих молитвах употреблять только то, что благословлено и принято Церковию, а не вводить нового, хотя и доброго, по частному изволению, которое может отворить дорогу к нововведениям сомнительным. Мне кажется, надобно стараться не о расширении церковного правила, но о том, чтобы существующее правило совершаемо было больше, и больше степенно, и не спешно, чтобы больше давать места вниманию, размышлению, умилению и созерцанию. Отвечайте мне на сии мысли Вашими мыслями». 13 февраля 1840 года: «Вы писали, что трудно дать на Сухаревское Подворье [12] много денег. Но что же делать? Мне всегда неприятно, что я принужден жить на два дома, и много в них исходит денег, а я не имею времени и не умею заняться сокращением расходов. Отчеты рассматриваются у Вас в соборе: замечайте и урезывайте, если что находите лишнее».
Новым и важным их общим делом стало издание жития преподобного Серафима, написанного Саровским пострижеником архимандритом Сергием [13]. Поначалу владыка Филарет просто двинул житие в Синод, но робкие синодальные архиереи испугались обилия в нем чудес. Сам же святитель из бесед с отцом Антонием и чтения жития уверился в святости преподобного Серафима. «А я, хотя через порог, посмотрел в безмолвие, прочитав Житие отца Серафима, и, как Вам хотелось, поправил несколько слов, где они казались поставлены не совсем правильно, – сообщал владыка своему Лаврскому наместнику 2 июля 1838 года, – Если думать о напечатании, то затруднение представят некоторые сказания о видениях. Цензура едва ли согласится пустить в свет чудесное в жизнеописании без высшего свидетельства церковного. Но исключить из жизнеописания сказания сего рода, мне кажется, было бы похоже на святотатство. Если хотите, поговорите с цензурою». Спустя месяц – новое письмо о преподобном Серафиме: «Посылаю Вам, о[тец] наместник, просмотренные мною поучения или духовные наставления отца Серафима. Я позволил себе переменить и дополнить некоторые выражения, частию чтоб язык был правильнее, частик» чтобы мысли, не довольно полно или не довольно обыкновенно выраженные, оградить от неправильного разумения или от прекословий. Посмотрите и скажите мне, можно ли думать, что я не переиначил или не повредил где-либо мыслей старца?». Лишь после многих хлопот архимандрита Антония и митрополита Филарета в 1839 году первое житие преподобного Серафима Саровского пришло к людям.
Много времени и сил отнимала переписка с многочисленными знакомыми и духовными детьми. Приходящие к нему письма он давно уже велел сжигать после написания ответа, так делалось и в силу большого объема корреспонденции, и в силу ее характера, ибо немало очень откровенных признаний и потаенных новостей, не предназначенных для посторонних глаз, содержали адресованные митрополиту письма. Он знал, что его собственные письма нередко читаются вслух, иные и переписываются для распространения, но не запрещал этого.
Игумения Мария (Тучкова)
А читать и переписывать для памяти стоило многое из писем святителя Филарета. Вот лишь самая малая выборка из его писем к
