А почему сказал «Бытие», а не «Бог» или «Господь», или «Судьба»?
Да потому что «Бытие» — наиболее нейтрально из сверхсил, сверхсутей. Все остальные нагружены дополнительными смыслами, требующими веры и приверженности тому или иному выбору. Скажешь «Судьба» = тупой фатализм несвободы будто исповедуешь. Скажешь «Господь» = больно уютно устроился, как вон Юз тут все свое адресует в писаниях к Богу: будто так возлюбил Бог его персонально и устраивает сласть и удачу его жизни. Без вины и страдания, и совести.
Подобны тут и проповедники. Слушаю их по радио (так как четким языком говорят, — тренировка мне). И все талдычат: «Спасены мы верою в Иисуса Христа, потому что Он пострадал за нас, грехи принял, так что мы уже избавлены. И когда умрешь и тебя призовут на суд-ответ, тебе уготован рай, коли ответишь, что веровал в Иисуса». Гарантировано спасение!..
И так живут, будто право на все имея. Без вины и чувства первородного греха и вообще, и что он и через меня проходит. Себя чуют лишь личностью свободной, а не потомком и предком, через кого и род людской шествует. Не задумываются, что жизнь-то получили — даром и что долг имеют ее и передать дальше, сию эстафету. Вообще Долг чувствуют американцы, но на горизонтальном уровне — к себе подобным, к работе, к властям и обществу, к законам. Честные. Не совестные. А в России — «больная совесть наша» (Горький о Достоевском). И Толстой, и Федоров…
Все-таки чту атеизм — за смелость стоять самостоятельно, ответственность брать и самодержать себя, а не Богом держаться. А то ишь: «Если Бога нет, то все позволено» может быть! А вот я себе — не позволяю все: из самодостоинства и благой воли.
Хотя такое тоже узко. Пожалуй, наиболее богатая установка будет: «Верую, Господи! Помоги моему неверию…» Как шатучая позиция, на волнах, в тревоге и в страдании — и оттого в усилии себя поднять за волосы самому; а на крайний случай, убедясь в
Сократовом своем ученом незнании, припасть к ногам Божиим. Но — не в начале, не будучи инфантом сладеньким и нахлебником, клиентом и иждивенцем, но усилясь и исчерпав свой талант и данные человеку силы — до предела. Таковой — угоднее Богу как сотрудник в благообразовании и испытании Бытия.
Взгляд нелестный на меня со стороны
Что-то Юз не звонит — уже около 11. Сегодня воскресенье, и к нему должны приехать — на обед? — Борис Парамонов и Лев Лосев (так Ирина сказала) и что меня тоже позовут, если я не уеду на уик-энд куда-нибудь. Вот я тут, не уехал, а не звонят. Не думают ли, что уехал, нет меня? Может, вчера звонили, а я весь день катался, так что решили, что меня нет. Не позвонить ли самому, объявиться? Но и напрашиваться?..
Вот у меня уже — местный сюжет психологический тут затеялся. Явно, Апешковские охладели ко мне — разочаровал их: проявив себя как «совок» — в неприспособленности к тутошнему, так что еще нянчиться со мной! Водить за ручку! Учить чекам да что тут тратить деньги надо по-иному. И что даже стиральной машине не могу научиться, а стираю сам в раковине. Небось запаршивел тут и не стрижется, доллары экономя!.. Велел Юз постричься, а я как раз коротко остригся перед приездом, так что ращу и отвечаю ему, что мне, при носе большом, нужна копна волос, для гармонии. Но он усмехается, трактует: жадничаешь!..
И на что мне, в самом-то деле, деньги, если и провезти не смогу, а привезу— так станет наша семья приманкой и убьют?..
А с другой стороны, шикарничать мне и тратить на себя, на выгляд для людей, на вне, стараться? И так хорош — натурален. Своей мерой живу. Не хочу денег ни иметь-зарабатывать, ни тратить. Тоже — забота. Не моя.
Думают Алешковские, что я и не ем тут путем, деньги экономя, и только жду от них приглашения, чтоб у них отъесться, на дармовщинку.
Хотя какая ж «дармовщинка»? Я ему сколько идей и ума подал! Прочитал у меня рукопись «Еврейский Космос», рукопись, 200 страниц выдержек; «Американство», «Фантасмагорию об организме», «Русскую Думу» вот читает, про Тютчева из книжки «Национальные образы мира». Да и когда ездим и обедаем, в разговорах я идеи щедро выдаю. Кормят же Сократа и Сковороду.
Но все равно неприятно: даже интонация и нюанс нахлебни- чества и приживальства…
Не выдержал — позвонил. Ирина: «Ты здесь? А они уже приехали. Приезжай. Они пошли гулять». Я изображаю, что позвонил Юзу спросить про «играют ли американцы в карты?» Она: «Да, любят».
Так что я не туда понесся в размышлениях.
Тоже обидно: гуляют, выговорятся сами. А меня начнут расспрашивать.
Ладно, не форси. Собирайся — и поезжай. (На велосипеде к ним минут за 18–20 доезжал. — 2.8.94.)
14. Х.91. О, спал сплошным куском — с 12 до 7. А то вставал чуть ли не через час в ночи (раза три-четыре) отливать. Понял: то от охлаждения крестца, ибо голый спал. Хотя и в три одеяла покрою, а тело все равно в холоде. Вчера же лег в рубашке и трусах — и вот тепло прилегло к тазу, и не бегал я, как собака, помалу отливать, но смог спокойно накопляться пузырь…
Да, техника проживания нужна — на старости лет это понимать начинаешь. Считаться с организмом и вдумываться в его нужды. В расслаблении — тоже. Хорошо проводил эти три дня после лекций той недели — прийти в себя дал существу своему. Сегодня начну полегоньку напрягаться: готовиться к завтрашним занятиям — успею. Нет, никуда ездить нельзя мне. Хорошо, что вчера сам свет приехал сюда, к Юзу — гости у него: Борис Парамонов и Леша Лосев с женами.
Сидели, слушали-смотрели по телику разбор дела кандидата в Верховные судьи Кларенса Томаса, негра, кого его секретарша прежняя обвинила в sexual harrassment — что склонял ее к сексу, намекал предложениями. А всего-то, оказывается, делал ей некоторые легкие комплименты, говорил: мы подходим друг другу — и приглашал в кафе; но она не пошла.
Когда же президент Буш выдвинул кандидатуру Томаса в Верховный суд, лобби демократов развернуло бешеные поиски компромата на Томаса — и вот склонили эту секретаршу. Есть и негры-демократы, лютые враги Томаса (как Джесси Джексон и др.), так как он — консерватор и против искусственных привилегий неграм при приеме на учебу и на работу, как это сейчас распространяется: привилегии — меньшинствам; и так понижается общий уровень культуры…
А сама эта секретарша Хилл — сейчас 35 лет, одинокая; тогда звонила кое-кому из знакомых и конфиденциально сообщала, что ее шеф к ней сексуально пристает. Это было 8 лет назад — и она не замужем до сих пор. И потом говорила случайным людям, что ушла с прежней службы, потому что шеф к ней приставал…
И очень похоже, что это льстило ей, давало самоутверждение — и потому рассказывала об этом даже случайным людям, повышая свои карты. Так это бывает: знакомство с кем-то важным становится тем единственно, что в определение своего «я» может сказать человек. Так, я вчера, например, в застолье хвастливо подавал себя как человека, который уводил жену одного известного (мимоходом вспомнил: как прелюдию-причину своего ухода на флот тогда, но — важничая…).
