Через минуту неприятно резануло другое. От имени комфлота доложили, что он ее ждет; уже приготовлена квартира сбежавшего контр-адмирала Сергеева.
- Как он не понимает, что я не смогу жить в этом доме и дышать тем воздухом, которым дышали наши смертельные враги!
Пафос и дрожь голоса от гнева привели в трепет всех дам. А я следил глазами за возмущенной женщиной, шагавшей с пылающими глазами из угла в угол, и не мог понять, насколько эта щепетильность является искренней… Ведь нынешняя гостиная тоже принадлежала не пролетарию. Не знаю, прасолу или рыбопромышленнику, но вижу, что миллионеру.
Чужая душа - потемки. А такой необыкновенной женщины - и подавно.
Через несколько минут морской фельдъегерь или дипкурьер забыл все сомнения и оценил остроумие хозяйки.
Остановившись против меня, Лариса Михайловна сказала:
- Спасибо за письмо, каптен! Спасибо за повесть о первых операциях… Вы интересно рассказываете. Будь у вас время - заставила бы написать в газету о случае с зарубленными у тюрьмы. Ну, да бог с вами… Меняйте винты, это сейчас важнее!… За отличное выполнение поручения вы награждаетесь… Ну, что больше всего нужно капитану, несколько суток простоявшему на мостике? - Она оглядела своих дам, но те насторожились и не рискнули отгадать вслух. - Вы награждаетесь горячей эмалированной ванной с душистым мылом!
Это было неожиданно для всех и для меня. Это было великолепно {68}!
Комендант - картинный матрос с маузером - сделал кислую мину и, когда вел меня в ванную комнату, возмущенно ворчал.
Только сидя в мыльной горячей воде, в отличной «мальцевской» купели, я оценил жест хозяйки. Совершенно очевидно, что она сама испытывала это блаженство после длительных (и очень рискованных) скачек по калмыцким степям, с ночевками в грязных кошарах. После подобия душа на «Деятельном», которым было неудобно, а главное, некогда пользоваться, награда, полученная в виде ванны, воспринималась с благодарностью, как приятное с полезным.
Розовый и сияющий, как херувим, посланник опять предстал перед дамами, благодаря от души хозяйку, после чего произошел деловой, но неприятный разговор.
- Вот что, кэптен! Пока вы плескались, я решила идти в Петровск с вами на миноносце!… Тут Сергей Андреевич {69} готовит мой переезд на одном из транспортов, который пойдет дня через два, в составе конвоя. Но с вами я выиграю полсуток, а главное - тряхну стариной!…
После взгляда на мою недвусмысленную мину холодно и с издевкой:
- Или вы боитесь «бабы» на корабле?… Может быть, вы по понедельникам в море не рискуете выходить?…
- Ни понедельника, ни тринадцатых чисел и прочих примет не боюсь. Но, во-первых, я не имею разрешения командующего, а во-вторых, скажу откровенно, у нас в гальюне офицерского отсека - одно очко. И два пассажира - штабные командиры… Устали все изрядно. Думаю, что экстренный док обойдется нам еще дороже. Вправе ли я усложнять жизнь своих командиров еще больше? Поверьте, что одно дело идти в бой, а другое - быть только гостем. Последнее более обременительно.
- Ясно! Не продолжайте! Вы правы, я иду на транспорте.
По дороге на миноносец я вспомнил, как мне демонстративно твердо пожали руку…
- Спасибо за откровенный ответ! - Это было явно сказано для аудитории, шокированной моим отказом и еще больше грубыми морскими терминами.
Ссылка на отсутствие разрешения была явно несостоятельна: ведь речь шла не столько о жене комфлота, сколько о начагитпропе. А что она стеснила бы нас независимо от пропускной способности гальюна - в этом я не сомневался.
* * *
Больше ничего об Астрахани не помню, так как больше на берегу не был.
Записал отрывочно кое-что.
Ясно, что теперь, когда мы стоим на подступах к Баку, здесь готовится огромный и сильный флот. Чуть ли не десяток миноносцев, столько же канлодок и сторожевиков. Но, к сожалению, никто из них еще не готов.
Комиссар в день выхода узнал в штабе, что остров Чечень захвачен. Подробностей еще нет.
* * *
В городе, на пристанях, заводах, базарах - новый тонус жизни… Еще нет привычного (огромного) потока нефти (хотя из Гурьева уже пришло два или три каравана); еще не увеличен продовольственный паек, но все на рейдах и в городе готовятся к перекачке нефтепродуктов для дальнейшего направления вверх по Волге. Баржи, буксиры, насосные станции, железнодорожные цистерны, баки… Все это огромное хозяйство как бы предчувствует приближение нефтяной волны, если не наводнения.
Кстати, сейчас, к видимому концу войны, часть миноносцев типа «П» переделывается на мазутное отопление. Но они не успеют.
Дорогу пробивают «угольщики».
* * *
И еще запомнилась тревога относительно Польши и отчасти Врангеля.
Но это - только в московских газетах и в высших штабах.
Для коренных жителей Астрахани и Врангель, и особенно Польша так далеки, а войной они сыты настолько, что не хотят и думать.
А жаль. Нельзя не думать. Это та же самая война, но с другого румба.
14 апреля (траверз острова Чечень).
«Пролетарий» и другие - на 12-футовом рейде, но мы визитов наносить не стали. Приемка угля с баржи - и в море.
Днем начали обход Кизлярского залива.
Еще издали заметили характерный корпус бывшего пассажирского парохода «Кауфман». Корабль как будто вымер.
Это вслед за десантом на берег высадились любопытные, все, кто мог, кроме вахты.
Узнали от командира, что:
английские самолеты улетели на юг еще до прохода миноносцев на Петровек;
улетая, летчики-офицеры (включая и англичан) выпустили авиационный бензин в воду;
пытались портить сооружения и спуски, но солдаты не позволили;
весь гарнизон без выстрела сдался десанту, так как по суше был блокирован XI армией еще с последних дней марта;
одиночки «шкуры» скрылись, очевидно присоединившись к «камышатникам» (в дельте Терека и Сулака), которые еще гнездятся в плавнях, но дни которых сочтены.
Печально, что наши гидросамолеты здесь не найдут горючего.
Но ничего… Грозный недалеко. Однако вряд ли поспеет с перебазированием Каспийский гидродивизион из Оранжерейной, чтобы помочь нам в операции на Баку.
15 апреля. Петровск-порт (вторично).
Самое приятное, что, несмотря на невозможность отбалансировать гребные винты на стенде (очевидно, было сделано в Кронштадте) и недостаток времени для проверки линии валов, вибрация от новых винтов почти не ощущается.