Одновременно зрела и еще одна техническая революция. Фирма «Кодак» только что наладила выпуск фотобумаги типа С (улучшенной версии «Ektacolor Printpaper»). В сочетании с пленкой «Kodacolor» она позволяла получать цветные снимки почти с таким же количеством оттенков и полутонов, что и черно-белые. Эдди, который не верил в цветную фотографию, вроде бы как-то заявил: «Аппараты улучшаются, но фотография остается прежней». Тем не менее журналы начали активно переходить на цветные снимки, оттеснив черно-белое фото на обочину, а затем и вовсе отказавшись от его использования. В конце 1959 года номер «Photography Annual» вышел с редакторской колонкой, в которой говорилось: «Это было великое десятилетие! Но наступающие шестидесятые достигнут еще большего величия!» К Эду Файнгершу это не относилось. «Я бы сказала так: мир, к которому он принадлежал, просто-напросто исчез», — заключает Джулия Скалли.
Эдди чувствовал, что выстроенная им вселенная рушится и почва уходит у него из-под ног. Но сил бороться у него больше не было. Он теперь выпивал по бутылке водки в день. «Я никогда не считал его алкоголиком, — несмотря ни на что, утверждает Джордж Цимбел. — То, что с ним творилось, было сложнее обыкновенной зависимости. Алкоголь служил ему ядом, способом самоубийства. Он пил, чтобы скорее умереть». Мириам больше не могла оставаться безучастной свидетельницей того, как ее муж медленно, но верно занимается саморазрушением. Кроме того, она боялась, как бы его стремительное соскальзывание в пропасть не увлекло за собой и ее. Алкоголь уже настолько разрушил его нервные клетки, что он позволял себе агрессивные выходки. А в ящике стола у него по-прежнему дремал «люгер». Мими испугалась. И поняла, что уже слишком поздно. Что там, куда он катится, ей места нет. Как-то вечером, вернувшись домой, он обнаружил, что она ушла. Впоследствии семейство Файнгерш соткало вокруг имени Мими целую легенду, сообщив его героине черты, смутно навеянные образом Мэрилин Монро. Потому-то еще и сегодня, пятьдесят лет спустя, случается услышать байку, согласно которой Эдди случайно наткнулся на красивую молодую девушку, помог ей стать знаменитой и жутко богатой манекенщицей и даже женился на ней, а она, неблагодарная, оставила своего Пигмалиона во власти терзавших его демонов. «Я никогда не работала манекенщицей. Никогда не была ни богата, ни знаменита, — рассказывает Мириам. — Просто я была очень молода и у меня не хватило сил. Наша с ним жизнь зашла в тупик. И тогда я от него ушла. Я даже не стала разводиться, просто аннулировала брак». Когда Мими повесила трубку, за окном уже стемнело. Кабинеты в офисном здании напротив моего гостиничного номера опустели. Настал вечерний час пик, по улицам ползли машины, и их бесконечные гудки вплетали свои голоса в ровный гул кондиционера. Но я их не слышал. У меня в ушах все еще звучали прощальные слова Мими: «Извините, мне пора».
Конечная остановка — Невада
Итак, Эдди постепенно таял в манхэттенской ночи, а Мэрилин тем временем мелкими шажками приближалась к пустыне. После триумфального успеха фильма «В джазе только девушки» она снялась в «Займемся любовью» — достаточно проходной работе Джорджа Кьюкора, замечательной разве что оригинальным названием да великолепным музыкальным номером, по ходу которого она радостно провозглашает, что ее «сердце принадлежит папочке».
Формально Мэрилин по-прежнему жила в Нью-Йорке, однако все больше времени проводила в Лос-Анджелесе, где посещала нового психоаналитика доктора Ральфа Гринсона, потихоньку вытеснившего из ее жизни консультировавшую ее в Нью-Йорке Марианну Крис. Монро и Гринсон встречались от пяти до семи раз в неделю и ежедневно перезванивались. Между тем Артур Миллер и Джон Хьюстон практически закончили работу над сценарием «Неприкаянных». Кинокомпания «Юнайтед Артистс» согласилась его продюсировать.
18 июля 1960 года Мэрилин Монро прилетела в Рино, штат Невада. На добела раскаленном бетоне ее встречали педагог Пола Страсберг, массажист Ральф Роберте, секретарь Мэй Рейс, визажист Аллан Снайдер, парикмахер Агнес Флэнаган, специалист по макияжу тела Банни Гардел, костюмер Ширли Страм, шофер Руди Котски и целый рой фотографов. С трапа самолета она одарила всю эту публику самой обольстительной из своих улыбок и приветливо помахала рукой. В багажном отделении с ней прибыла сумка, битком набитая лекарствами. Так начиналось одно из наиболее невероятных за всю историю Голливуда предприятий — последний фильм Мэрилин Монро.
Мэрилин играла Розлин — актрису второго плана, проездом оказавшуюся в Неваде. Она влюбляется в старого, но обаятельного мачо по имени Гай. В компании с пилотом двухмоторного самолета и королем родео они отправляются в пустыню ловить мустангов. Розлин быстро догадывается, что эти прекрасные животные предназначены на собачий корм, продаваемый в супермаркетах. Возмущенная до глубины души, она решает вернуть мустангам свободу.
В роли Гая снимался Кларк Гейбл, которого Мэрилин всегда считала кем-то вроде своего киноотца. Летчика играл Илай Уоллак — ее хороший знакомый и коллега по «Экторс студио», короля родео — Монтгомери Клифт, красавчик, которого не могли испортить даже оставшиеся на лице после автомобильной аварии шрамы. Миллер практически списал свою Розлин с Мэрилин, вернее, с того образа своей жены, какой сложился в его представлении. В характере героини проявляется и природная веселость Мэрилин, и ее затаенные страхи. Перед камерой Джона Хьюстона и в присутствии киногруппы, чуть живой от давящего зноя, Мэрилин играла первую после «Ниагары» (1953) драматическую роль. Впрочем, чем глубже она влезала в шкуру Розлин, тем очевидней ей делалась ужасающая истина: Миллер видит в ней всего лишь недостижимый объект сексуального желания, и ничего более. На съемочной площадке она выкладывалась как никогда, буквально выворачивая наизнанку душу. Роль требовала от нее откровенности, близкой к бесстыдству, и она не смела оставаться на виду дольше необходимого, в перерывах забиваясь в укромный уголок и глотая таблетки. Нембутал ей доставляли самолетом из Лос-Анджелеса — или она сама летала туда-обратно, едва подходили к концу запасы. Заново сшитое лицо Клифта блестело как восковое. Он «сидел на колесах» еще плотнее, чем Мэрилин, о чем говорил его пустой блуждающий взгляд. Гейбл, уже тяжело больной, держался из последних сил, что нисколько не мешало Хьюстону заставлять его проделывать в кадре трюки на грани физических возможностей. «Жизнь для них ничего не значила, — позднее признавался актер своей жене Кей. — Меня поражало, насколько им было наплевать, помру я или нет. Обычно, если мы работали по контракту со студиями, риска старались избегать. Я все время думал, когда же Хьюстон велит мне остановиться. Так вот, ему это и в голову не приходило! Он был прямо-таки счастлив!» Обольститель с выразительными чертами лица умер раньше, чем была закончена работа над фильмом. Проживи он чуть подольше, может быть, ему стало бы ясно, что «Неприкаянные» рассказывают как раз обо всем этом: о последних спазмах киностудий, о конце десятилетия, о неизбежности смерти, уже подстерегающей и Мэрилин, и Клифта. «Неприкаянные» — потрескавшийся портрет трех легендарных фигур 1950-х, заброшенных в пустыню Пирамид-Лейк и обреченных метаться, словно ошалевшие от ужаса мустанги.
