– Почти месяц бродил по Кавказу. Выехал из Нижнего по Волге, добрался до Саратова, там побывал в Радищевском музее, потом – Владикавказ, Тифлис, Батум, снова Тифлис, Боржом, Бакуриани, Боржом, заехал в Абастуман к Нестерову, по его совету посмотрел Гелатский монастырь, чудо грузинской архитектуры… Удивительная страна! Как хорошо увидеть ее свободным человеком…
Шаляпин вопросительно посмотрел на него.
– Ты ведь знаешь, что однажды в Тифлисе я оказался за казенный счет. Арестовали меня в Нижнем, доставили по Военно-Грузинской дороге в Тифлис и заключили в Метехском тюремном замке. Если б ты знал, как тяжко уезжать от молодой жены и сына… А там снегири, щегол… Как они приятно чирикают… Без меня Катя гнала-гнала их, а они, глупые, часа через два вновь прилетали в окно поклевать зернышек. Как обидно! А щегол погиб, недосмотрели.
– Около Метехского замка я бывал, в Метехском храме, страшно смотреть со скалы вниз на бурлящую Куру…
– Да, уж я-то насмотрелся на Куру из прорези тюремного окошка. А первые сутки, как только поместили меня в камеру, проспал. Представляешь? А все потому, что во время переезда по Военно-Грузинской дороге не мог уснуть, хотя и был утомлен арестом, обыском и прочими жандармскими прелестями… Изумительно хороша эта дорога, глаз не мог оторвать от этой красотищи, какое уж там спать.
– А за что тебя?
– Один мой давний приятель по Тифлису был арестован за революционную пропаганду среди рабочих, а у него нашли мою фотографию с дарственной надписью. Фотографию я подарил ему еще в 1892 году, когда мы создали своеобразную коммуну, читали социал-демократическую литературу и мечтали…
– Это когда ты хлебопашеством хотел заняться и писал письмо графу Толстому?
– Нет, чуть позднее. От создания земледельческой колонии я уже отказался. Ничего и тогда не получилось, крах этой идеи подвел меня к мысли о самоубийстве, настолько возненавидел я этот сытый мир, где нельзя найти места, чтоб можно было б жить без начальства и его указки… Этот мир был глубоко противен мне, я сочинял ядовито-сатирические стишки, проклиная все сущее, раз не удалось организовать земледельческую колонию по западным образцам теоретической мысли. Но в Тифлисе я встретил тех же людишек, которых возненавидел в Казани, в Нижнем, Царицыне, все те же одушевленные предметы, исправляющие должности в городе… Так же лживы и лицемерны, самолюбивы и продажны… И я решил продолжить борьбу. Если б не Александр Мефодиевич Калюжный, революционер-народоволец, неоднократно подвергавшийся арестам и отбывший ялуторовскую каторгу за борьбу против самодержавия, то я сейчас был бы где-нибудь в Сибири, кандалами гремел.
– Это он тебя заставил написать твой первый рассказ?
– Да! Я встретил его в Тифлисе, работал статистиком в Управлении железных дорог. Я тогда, десять лет тому назад, поселился у него, много рассказывал ему о своих приключениях. А он часто твердил мне: «Пишите, пишите, вот так, как рассказываете, и у вас будут тысячи читателей». Я и осмелел, написал «Макара Чудру». И получил две выгоды: избежал ареста и вечного поселения в Сибири…
– А вторая?
– Встретил тебя! Колокольня! А вот и лес, пойдем собирать грибы, люблю бродить по лесу…
Шаляпин и Горький, раздвигая мохнатые еловые ветки, углубились в лес. Как и полагалось в лесу, чтоб не отстать друг от друга, кричали по именам. Увлекались, забывали друг о друге при виде белых и моховиков, вспоминали, кричали громче. Так и набрали полные корзинки.
– Не пора ли, Алекса, домой-то?
– Боишься пропустить обед?
– И есть уж охота, пойдем домой…
И снова потекла беседа.
– А почему ты второй раз оказался во Владикавказе?
– По дороге вроде бы. Через Мамисонский перевал пошел пешком, в местечке Они меня ждали местные революционеры и интеллигенты. Спустился к Владикавказу, а уж там решили денька на два заглянуть на Кавказские минеральные воды.
На недоуменный взгляд Шаляпина, дескать, крюк немалый, ответил:
– Посмотрел там в постановке труппы Брагина «Мещане». Все-таки, Федор, хоть и ругают, а пьеса моя звучит современно, злободневно. Я вот побывал в различных местах Грузии, побывал на Волге, на юге России и чувствую, как поднимают голову такие люди, как Нил. Может, еще более решительные и более революционно настроенные. Все жаждут свободы, мечтают о свержении самодержавия, царских сатрапов, хотят глотнуть воздух свободы, нужны только деньги… Деньги на оружие, на типографские станки, чтобы печатать листовки. Где бы я ни был, повсюду давал деньги: 300 рублей Тифлисскому комитету РСДРП…
– Это что такое за чудовище?
– Ты не смейся! Самая серьезная партия, которая перевернет нашу жизнь, если у нее будут деньги: Российская социал-демократическая рабочая партия, руководство ее выпускает за границей «Искру», а для этого тоже нужны деньги. В Кутаиси я встречался с политическими ссыльными и поднадзорными. Человек двадцать пришли на торжественный ужин, среди них социал-демократы, готовые хоть сейчас подняться с оружием в руках. Пришлось дать одному замечательному грузину, которому грозила ссылка в Сибирь, деньги для поездки за границу. Так что все, что накопил своими литературными трудами, оставил на Кавказе. Придется у тебя занимать…
– Ты же знаешь, я дом хочу купить, землю, фабрику хочу построить.
– Какую еще фабрику, Федор? Побойся Бога, чувствую, влезаешь в какую-то авантюру. Я участвую в подготовке восстаний против помещиков и фабрикантов, а ты покупаешь в это время фабрику и начинаешь эксплуатировать рабочих и крестьян. Дом тебе нужен. Это ясно, но зачем тебе фабрика… Не влезай ты в это дело, прогоришь, ты ж не умеешь хозяйствовать, ты же не Мамонтов и Морозов… Мамонтов и то прогорел, разорился. Нет, не советую. А если у тебя свободные деньги появились, так у меня есть интересное предложение: в Нижнем собираюсь открыть Народный театр на паевых условиях. Каждый пай сто рублей. Народный дом почти готов, скоро открывать его будем, приглашаю тебя на открытие, но, чтобы ставить пьесы, нужны опять эти проклятые деньги. Сдавать Басманову мы не хотим, а думаем образовать паевую компанию, составить труппу и – ставить пьесы, какие хотим. Мы – это я, Чириков, Малиновские, Михельсон, Нейгардт, вот приглашаю тебя, думаем пригласить Морозова, Алексеева-Станиславского, Панину. Артистов согласились подобрать Мария Андреева и Асаф Тихомиров, который будет и режиссером. Вот куда надо деньги вкладывать – в развитие народных театров, а с их помощью вносить революционное сознание в народные массы, для которых и предназначен этот театр, как и многие другие. Нужно организовать целую сеть народных театров. Станиславский-Алексеев загорелся этой идеей…
