И еще на одно занятие вдохновлял ротный командир будущих сигнальщиков.
Вечерами в матросском кубрике кто в лото играет, кто от нечего делать лясы точит, любители поспать не отказывают себе в этом удовольствии. Всеволод с ходу громко и отчетливо:
— Минуту внимания, товарищи! Бросьте игру. Я хочу с вами поговорить. Почему вы не пишете в свою газету «Красный Балтийский флот»?
Кто-то вяло и недовольно протянул:
— Да о чем писать-то?..
— А письма домой пишете? Вахтенный журнал ведете? Лекции записываете?.. — Вишневского уже трудно было остановить. — Да! Из нас никто не кончил университета, но жизнь учит многому: от вас зависит ваше развитие, ваше образование. Никто сразу не родится ученым, только рядом долгих лет достигаются знания и опыт. Так не отказывайтесь от работы, которую я вам предлагаю. Пишите!..
И вот уже лото отодвинуто в сторону. Спавшие проснулись, протерли глаза. Завязалась беседа. И даже появившаяся из камбуза сковородка с поджаренным картофелем не смогла ей помешать. Разговор продолжался и в темноте, когда остановилось динамо.
Замечания в адрес газеты, воспоминания — среди учеников немало старослужащих, прошедших войну, «рассказы стариков», услышанные в этих вечерних беседах, — впоследствии лягут в основу ряда ранних произведений Вишневского. Он внимательно вглядывается в быт и отношения моряков, вслушивается в их речь, не упуская возможности записать меткое словечко, колоритную «подначку» либо просто любопытный диалог новичков, впервые попавших на судно. Вроде такого:
«— Вась, посмотри в окно, как на улице хорошо!
— Идем погулять на крылечко!..»
Моряки драят, моют палубу, а цепкий взгляд Вишневского схватывает, как шланги извиваются живыми змеями…
Газета по-прежнему влечет к себе Всеволода, он регулярно пишет заметки в «Красный Балтийский флот» и «Красную звезду». И вновь проступает его журналистский почерк: он капитально подходит к делу, смотрит «в корень», осмысливая общественные функции и назначение печати. Кто и что именно читает в «Красном Балтийском флоте»? Какова реакция аудитории на газетные выступления? Собственные наблюдения, общение с людьми предоставляют ему возможность сделать своеобразный обзор читательских интересов, в котором, как сказали бы теоретики журналистики, ощущается социологический подход.
Целая галерея читательских типов представлена в форме зарисовок с натуры. Молодой военмор, например, прочитывает газету «от доски до доски», любит, если газета кого-нибудь «продраит» «за дело»; старый моряк также интересуется решительно всем, а когда кто-нибудь из несознательных рвет газету на цигарки или застилает ею стол, он долго трясет его за шиворот и отбирает номер… Поэт же набрасывается на газету, как голодающий на хлеб: «Ищет свои стихи, потом — ответ от редакция. Ежели стихи помещены — сияет, как медяшка».
«Океан» ошвартовывается у угольной стенки, грохот осыпающегося в ямы угля, клубы пара, дыма и угольной пыли, стук лебедок, громкие команды боцмана, мелькающие флажки сигнальщиков. Вахтенный начальник со свистком, биноклем и рупором носится по кораблю и набережной, обливаясь в этот холодный октябрьский день потом. Все в движении…
«Дня не хватило, и работа продолжается ночью. Большой дуговой фонарь, подвешенный у кормового мостика, то вспыхивает ярким фиолетовым светом, то затухает. Неподвижно застыл гигантский кран, уходя куда-то в темную высь неба. Целая гирлянда огней вокруг гавани, и от этого мрак становится еще гуще. Точно отсчитывая секунды, делают проблески створные маяки.
Ночь и сон — неразлучные спутники властвуют кругом. Море застыло: у гранитных стенок оно отдыхает. Спят корабли, и еле слышно их дыхание. Но для тех, кто освещен дуговым фонарем, нет ночи и нет сна. Идет погрузка угля», — запишет позже в дневнике Вишневский.
А сейчас он захвачен дружной работой. Вместе со всеми участвует в общем труде, ощущает его красоту. Сейчас Всеволод не может отрешиться от навязчивого сравнения, неожиданно пришедшего на ум. Вот эти фигуры, пропитанные угольной пылью, словно выхвачены из фантастической пьесы. Только спектакль этот необыкновенный: вместо артистов — моряки, подмостками служат гранит стенки, палуба и трюмы. Зрители отсутствуют. По своей силе и красоте такая постановка далеко превосходит все жалкие искания театральных эстетов, думается Всеволоду…
Уже тогда в Вишневском исподволь вызревал протест против изживавших себя театральных форм.
И еще один, связанный с плаванием на «Океане» мостик в его писательское будущее. Здесь наставник рулевых познакомился с молодым штурманом Леонидом Соболевым. Отныне их свяжут общая любовь к морю и флоту, к военно-морской литературе, совместная работа по организации ленинградского отделения — ЛОКАФа. Их художественные произведения, легшие в фундамент советской военно-патриотической (оборонной, как говорили в 20–30-е годы) литературы, будут называться рядом, в одной «обойме». И воевали вместе — в финскую кампанию, затем обороняли Ленинград. Правда, через некоторое время Леонид Соболев был откомандирован на другой фронт, чего Вишневский, весьма ревниво относившийся к каждому, кто уезжал (точнее, улетал) из блокированного Ленинграда — независимо от причин! — долго не мог простить…
В плавании на «Океане» — а проходило оно в Балтийском море, у берегов Финляндии и Швеции, — Всеволод выполнял свои прямые служебные обязанности и одновременно — корреспондентские. Поход завершился успешно, и последняя фраза очерка о нем звучала так: «Экзамен сдан, и это дает право на другие, еще более дальние походы Красного флота».
Очерк «В далеком плавании на „Океане“» содержал ряд превосходно выписанных картин боевой службы, встреч с иностранными судами в море, и публикация его сначала в газете «Красный Балтийский флот», а спустя некоторое время в Москве, в журнале «Молодая гвардия», придала Вишневскому уверенность в своих силах. И, наверное, для него не явилось особой неожиданностью, когда спустя неделю после возвращения из похода, 1 ноября 1922 года, его вызвали в Политическое управление Балтийского флота.
— Есть мнение послать вас на постоянную работу в редакцию. Как смотрите? — не столько спросил, сколько сообщил как о деле решенном начальник редакционно-издательского отдела.
Всеволод возражать не стал и в тот же день приступил к выполнению обязанностей заведующего военным отделом «Красного Балтийского флота».
Редакция размещалась там же, где и Пубалт, — в здании Главного адмиралтейства. Встретили Вишневского тепло, почти все сотрудники знали его как нештатного автора. Из сохранившихся в архиве заметок видно, что в редакционной жизни новичка занимает все. Вот беглые, окрашенные мягким юмором портретные зарисовки коллег-журналистов «КБФ»:
