1. запаздывающее время долгой длительности – прошлое здесь проецируется в настоящее и будущее, континуальность социальных процессов выражена наиболее сильно. Такое время свойственно морфологическому уровню социальной действительности: кровнородственным и семейным группам, патриархальным глобальным обществам.
2. обманчивое время – при внешней схожести с предыдущей временной перспективой здесь скрываются возможные кризисы, неожиданности, что усиливает элементы дисконтинуальности социальных процессов. Это время свойственно для политической жизни харизматически-теократического типа глобального общества.
3. иррегулярное время – время социальной нестабильности, неопределенности ритмов социальной жизни, столкновения спонтанных и регламентированных ролей и предрасположений. Настоящее здесь проецируется в будущее и прошлое, так формируются зачатки будущей стабильности. Такое время свойственно массовым обществам и неструктурированным группам, обнаруживается в том числе и в современном обществе.
4. циклическое время – время, возвращающееся само к себе: прошлое, будущее и настоящее проецируются здесь друг в друга. Акцент делается на континуальности развития, преемственности культурного творчества. Свойственно для всеединства мистического плана, для мистико-экстатических групп (братств, орденов, религиозных союзов) и архаических глобальных обществ.
5. задерживающееся на себе время – развитие здесь искусственно сдерживается за счет организованного воздействия, а изменения происходят лишь за счет внешних причин. Дисконтинуальность и континуальность социального развития не могут поэтому достичь равновесия, социальные группы усиленно сопротивляются проникновению извне, а стандартизированные и спонтанные социальные символы находятся в непримиримом конфликте между собой, что и обусловливает роль случайности в развитии социальных процессов. Свойственно для профессиональных и академических элит, для феодального типа глобального общества.
6. Время альтернативы между задержкой и ускорением – здесь происходит конфликт между прошлым и будущим, силы которых примерно равны, а исход конфликта неизвестен. Дисконтинуальность обнаруживает тенденцию к доминированию. Данное время характерно для уровня моделей, знаков, коллективных поведенческих стереотипов, распространено в группах экономического интереса, в общностях, свойственно для глобальных обществ, где зарождается капитализм.
7. опережающее само себя время – общественное развитие проходит в условиях быстрой смены различных переменных социальной жизни, где доминируют дисконтинуальность, неожиданность, а будущее проецируется в настоящее. Стремление к реализации в социальной действительности идеалов и ценностей, коллективные импульсы приводят к зачастую неожиданным и непредсказуемым изменениям в общественном устройстве. Распространено в революционно настроенных массах, в глобальных обществах конкурентного капитализма.
8. Время стихийных изменений – прошлое и настоящее растворяют себя в непосредственном созидании будущего, социальное творчество находит свое прямое применение в революционном изменении существующих и конструировании новых социальных реалий. Дисконтинуальность, случайность в социальном развитии достигают своего максимума. Свойственно для состояния всеединства, для глобальных обществ, где доминирует фашизм либо организованный капитализм, обществ централизованного или плюралистического коллективизма (политический идеал Гурвича).
Помимо данного разграничения видов социального времени, мыслитель предлагает разграничивать объективные измерения социального времени, которые производны от его собственного многоуровневого описания социальной действительности. Каждый из выделяемых Гурвичем уровней действительности обладает своим, качественно особенным временным измерением, которое играет свою роль в конструировании социальной действительности. Описание этих временных перспектив мыслитель дает применительно к пяти основным уровням[591].
Первому из уровней социальной действительности – морфологическому, соответствует эколого-морфологическое время. Оно связано в первую очередь с земледелием, охотой и иными способами освоения природных богатств путем их использования и переработки. Для представлений об этом времени характерны континуальность, идеи о цикличности развития, натуралистические концепции общества. Но в этой временной перспективе заложены элементы человеческого творчества, которые постоянно изменяют ее качественные характеристики. Так, использование техники в сельском хозяйстве и иных отраслях вносят в эту временную перспективу элементы других перспектив[592].
Характерное для следующего уровня – уровня социальной организации – социальное время отличается провоположно направленными тенденциями к сохранению социальной структуры и иерархии и их постоянному обновлению. Если первая из этих тенденций и является доминирующей, поскольку фиксирует нормы, правила, стандарты, необходимые для сохранения социального единства, то вторая тенденция (обновления) является ее диалектическим дополнением. Любое социальное бытие немыслимо только как стабильное и структурированное существование: неотъемлемой чертой бытия является динамизм, который может быть в течение долгого времени скрыт под «корой» институтов и норм (то, что мыслитель называл «обманчивым временем»). Но рано или поздно динамизм социальной организации проявляется в непосредственном вмешательстве политических, военных, религиозных деятелей в развитие организации. Тогда континуальность стремительно сменяется дисконтинуальностью, а «обманчивое время» демонстрирует скрытый до той поры динамизм. Удастся ли организации в этих условиях сохранить себя и свою временную перспективу, зависит не столько от успеха в реставрации порядка и старых институтов, сколько от способности этой организации следовать скрытой логике развития ее социального времени[593].
На уровне социальных моделей и символов временные перспективы определяют развитие форм социального поведения, отражаемого (всегда только относительно) в регулярном повторении тех или иных социальных практик. Нормы, модели, символы служат ориентирами для развития этих форм и в зависимости от своей адекватности реальной социальной динамике могут быть в той или иной степени эффективными. С этой точки зрения на данном уровне преимущество имеет регулярное поведение, для которого свойственно линейное время, континуальность и преемственность, предсказуемость социального движения. Такая тенденция, однако, не исключает обратной перспективы – влияния указанных символов и норм на социальную динамику (примером могут служить революции в России и Франции, реформы в Японии начала XX в. и т. п.). В этом, последнем аспекте время благодаря новым символам может оказаться ориентированным как вперед, так и назад и тем самым сбиться с рутинной преемственности на революционную изменчивость. Поэтому на данном уровне можно, как правило, наблюдать взаимодействие и сменяемость тех перспектив, которые Гурвич называл «запаздывающим» и «опережающим себя» временем, и соответственно «ожесточенную борьбу между прошлым и будущим за обладание настоящим»[594].
Время уровня социальных ролей и коллективных ожиданий само по себе характеризуется высокой степенью дисконтинуальности, поскольку ролевые установки находятся в постоянном конфликте. Ролевой конфликт может иметь место даже в индивидуальном поведении, не говоря уже о группах, классах, глобальных обществах, каждое из которых содержит широчайший спектр ролей. Гурвич считает, что, вопреки распространенному воззрению, социальные роли далеко не всегда отличаются четкостью установок, моделей поведения и идеологической платформы – зачастую они образуются спонтанно либо же существуют виртуально, не реализовываясь в социальной действительности до определенного момента. Это тем более свойственно коллективным ожиданиям, которые лишь задают направление действий, оставляя место конфликту норм, ценностей и ролевых установок[595]. Поэтому социальному времени на этом уровне присущи «неожиданные толчки, непредвиденные замедления и ускорения ритма… тенденция к сочетанию с другими более устойчивыми формами времени»[596]. Для данного уровня характерна смена циклического, обманчивого и опережающего себя времени. Прошлое, настоящее и будущее находятся здесь в постоянной конфронтации, и, несмотря на видимую стабильность и доминирование настоящего по отношению к прошлому и будущему, коллективные ожидания могут быть обращены в любом из этих направлений при стремительной смене набора доминирующих норм и ценностей. В то же время эти ожидания могут стать объектом критического переосмысления, социального моделирования со стороны элиты (властвующей, интелектуальной, религиозной), которая иногда способна если не изменить их, то по меньшей мере внести в них элемент неопределенности.
