говорила Елизавета – трескучим и тоненьким голосом – по международной телефонной линии из столицы Кении Найроби, где они только что приземлились, чтобы начать первую часть турне в Австралию. Несмотря на радость общения, разговор только усилил ощущение разделившего их расстояния.
Маргарет была совершенно не склонна к веселью, хотя ее отец находился в хорошем настроении после разговора с врачами. Она ранее писала Сасс, извиняясь за отсутствие обычного оптимизма, что ее беспокоил папа: «Не выразить словами, какую радость приносили разговоры и встречи с тобой, особенно сейчас, когда состояние папы вселяет ужасные опасения. Я хотела попросить прощения за то, что мне не хочется теперь куда-то мчаться. Как-то совершенно не тянет заливаться смехом после всего этого ада, перехода от тревог к надежде»1.
5 февраля тетя Маргарет с матерью взяли детей на пляж в Бранкастере и наблюдали, как Чарльз катается на байдарке в холодном Северном море. В тот день, известный как День смотрителя маяка, король охотился на зайцев и кроликов на территории поместья в 20 000 акров [17], а королева с дочерью отправились в близлежащую деревушку Лудхэм посмотреть на последние работы одного из своих любимых художников, Эдварда Сигоу из Норфолка. Его пейзажи и марины пользовались огромной популярностью, и многие стремились заполучить его работы. После морской прогулки на яхте они вернулись в Сандрингем, прихватив несколько последних работ художника, чтобы показать королю. Перед ужином Маргарет играла королю на пианино, а он в это время разгадывал кроссворд.
Во время ужина король пребывал в хорошем настроении, внимательно слушая рассказ своего тренера по скачкам Чарльза Мура о его приключениях в Кении, в отеле Treetops в национальном парке Абердар, где в этот самый момент Елизавета с Филиппом сидели в домике, сооруженном на гигантском фиговом дереве, и в лунном свете наблюдали, как слоны, носороги и другие крупные животные подходили к водопою.
Король отправился на покой в 22:30. Когда на следующее утро 6 февраля в 7:30 его камердинер Джеймс Макдональд принес королю чай, он не смог его разбудить. Раздернув шторы, он понял, что король мертв. Позже выяснилось, что у него произошел тромбоз коронарных артерий и оторвавшийся тромб достиг сердца.
Когда сообщили королеве, она тут же кинулась в его спальню. Сначала она подумала, что муж крепко спит. Постепенно до ее сознания дошла правда. Она писала королеве Марии: «Он выглядел таким безмятежным – только потом до меня дошло, что случилось»2.
Прежде чем сообщить новость Маргарет, она поцеловала его в лоб и постояла у изголовья кровати. Затем королева пошла к дочери. Новость совершенно потрясла принцессу, она только жалобно произнесла: «Он умер, когда ему стало лучше». Годы спустя Маргарет вспоминала этот последний вечер: «Все шутили, и он пошел спать раньше, потому что поправлялся. А затем его не стало»3. В своем горе Маргарет хотела, чтобы сестра вернулась домой как можно скорее.
А Елизавета в это время наблюдала, замерев от восторга, почти мистический спектакль восточноафриканского рассвета. Небо переливалось нежно-голубыми оттенками, а атмосфера вокруг нее была пропитана почти сверхъестественной магией. Она любовалась невероятным, переливающимся разными цветами пейзажем, как вдруг над ней закружился великолепный орел-крикун, затем он спикировал вниз, как бы отдавая ей честь, и исчез.
Шталмейстер Филиппа Майк Паркер считал этот эпизод необъяснимым, мысль о нем преследовала его долгое время. Немая сцена ранним утром провела границу между концом одного царствования и зарождением другого. Печальные новости в конце концов сообщили Паркеру, и он тут же доложил об этом Филиппу. На мгновение на лице того появилось выражение, как будто у него на глазах рухнул весь мир. Потом он взял себя в руки и повел Элизабет на прогулку. Там, в пронизанном солнечными лучами саду, под мягкое журчание ручья, она узнала о смерти отца и о том, что теперь она – королева. Охотник Джим Корбетт, сопровождавший принцессу, вспоминал: «Впервые во всемирной истории молодая девушка однажды вскарабкалась на дерево как принцесса, а на следующий день спустилась с него королевой»4.
Когда Елизавета вернулась в лодж, ее кузина и фрейлина Памела Маунтбеттен импульсивно обняла ее и сказала: «Что тут можно сказать?» Затем она склонилась в поклоне перед своей королевой. Елизавета пожала плечами и безучастно сказала: «Что же тут поделаешь?»5 В последующие несколько часов новая королева загнала глубоко внутрь боль от потери и привела в действие механизм, выработанный многолетней королевской муштрой. Как впоследствии вспоминал региональный глава провинции Ньери Эдвард Виндли: «Она была очень бледна. Она была как лед, просто как лед». Когда его спросили, как она приняла известие, Виндли ответил: «Она приняла его как королева»6.
Во время бесконечного полета обратно в Лондон Елизавета с беспокойством спросила личного секретаря Мартина Чартериса: «Что же будет, когда мы вернемся домой?»7 Когда самолет приземлился в Лондонском аэропорту, она была собранна и спокойна, выглядывая из окна на поджидавшую их вереницу «даймлеров» и «роллс-ройсов», которые она назвала «катафалками». Новую королеву поджидали высокопоставленные политики всех партий во главе с Уинстоном Черчиллем, который разрыдался, услышав о смерти короля. По пути в Кларенс-хаус королева и ее свита снова видели на улицах Лондона затемнение, но уже совсем другого рода. Елизавета скользила взглядом по бесчисленным мужчинам в черных костюмах и женщинам в черных платьях. В витрине галантерейного магазина на Бонд-стрит хозяин разложил дамское белье черного цвета. Как вспоминал биограф Георга VI Джон Виллер-Беннетт, «народ Англии не скрывал глубины и искренности своего горя. Я видел многих в слезах»8. Но слезы не полагались королеве Елизавете II, внезапно ставшей «самым великим, самым могущественным и самым исключительным монархом». Несмотря на то что окружающие все время прикладывали к глазам платки, сама она контролировала свои эмоции. Этому ее научила королева Мария. Полная величественного достоинства королева пережила правление трех королей, а теперь потеряла еще одного сына. Она прибыла из Мальборо-хаус в Кларенс-хаус, где ее терпеливо дожидалась новая королева. Королева Мария взяла руку Елизаветы, коснулась ее губами и сказала: «Боже, храни королеву». А потом добавила: «Лилибет, твоя юбка слишком коротка для траура»9. Ее замечание могло вызвать на лице у королевы горькую улыбку: в то время она переживала самые страшные дни своей жизни.
После трех дней непрекращающегося дождя со снегом наконец утром 8 февраля выглянуло солнце. Елизавете в этот день предстояло первое заседание Тайного совета в Сент-Джеймском дворце. Звонким скорбным голосом она зачитала Декларацию о вступлении на престол своим тайным советникам, тем самым подтверждая, что берет на себя обязанности суверена.
