В 1915 году беляевский герой чудесным образом переносился в будущее. А к Рождеству 1916 года Беляев явно собирался написать рассказ юмористический.
Начало такое:
«Чаши гнева Господня»
Рассказ А. Беляева Узкая и крутая каменная лестница вела в подвал старого дома. По обе стороны лестницы стояли вывески, старые, облупившиеся, забрызганные грязью.
На левой сохранилось только несколько слов: «настоящий искусственные минералы…» и нарисованная головка сифона; правая выглядела лучше. На ней изображена была аршинная бутылка, из которой, как из жерла вулкана, вылетает пробка в целом веере белых полос. Вокруг бутылки неровными печатными буквами написано:
«Сдесь продаецца боярски квас с приятним отрижком».
В подвале доживал шестой десяток квасник Назарыч. Никакими минеральными водами он не торговал, и сам не мог бы объяснить происхождение вывески с нарисованным сифоном. Квасное дело перешло к нему от отца и всегда, сколько он себя помнит, торговали они только квасом.
От отца же Назарыч унаследовал секрет приготовления кваса необыкновенной шипучести.
Это свойство кваса было своего рода «специальностью фирмы» и создало в свое время большую славу во всей округе. Вывеска достаточно красноречиво поясняла несведущим, в чем прелесть этой «шипучести».
Автору еще недостает опыта… Вот он цитирует надпись на вывеске: «Сдесь продаецца боярски квас с приятним отрижком». Неграмотность налицо. Мало того — писавший и с русским языком не в ладах: «с приятним отрижком». Такому обороту место на вывеске кавказского духана, а не русского квасного заведения. Но ведь Назарыч не просто безупречно русский человек, он и писать должен вполне грамотно. Уже из следующей фразы мы узнаем, что:
«Но не одним квасом был знаменит Назарыч.
Слава его, как чтеца и толкователя священных книг, была не меньше, а лет двадцать тому назад даже больше, чем слава его кваса».
Может быть, вывеску заказал отец Назарыча? Никак невозможно, поскольку:
«После отца осталась целая библиотека: полный „круг“ жития святых („Четьи-Минеи“), — четыре громадных толстых книги в тисненых кожаных переплетах, с металлическими застежками, и старинная Библия».
Так что малограмотным не был и основатель квасного дела — Назар…
«Все поля этих книг были испещрены какими-то каббалистическими знаками, — понятными одному Назарычу. По этим знакам он с необыкновенной быстротой разыскивал нужное ему место в книге. Он умел найти подходящий текст Св. Писания или рассказ из житий святых на всякий случай. Это умение сблизить вечное с преходящим, „злобы дня“ с древними преданьями, близкое, личное с далеким, божеским привлекало к нему людей.
Правда, он пользовался словом Писания довольно свободно и еще свободнее толковал его, но слушатели приходили к нему не за тем, чтобы критиковать.
Лет двадцать тому назад, когда в городе еще не было кинематографов и киосков с продажею шипучих вод, — его квас и его чтения собирали в полутемный сырой подвал многочисленных посетителей».
К Священному Писанию мы еще вернемся, а пока обратим внимание на один момент — «киоски с продажею шипучих вод». Это примета времени.
В том же 1916 году Виктор Севский, сослуживец Беляева по «Приазовскому краю», напечатал фельетон «Ситро»:
«Ситро в обиходе появилось недавно, всего несколько лет назад. Раньше был лимонад и русский „боярский“ квас. <…>
Ситро изготовляется из лимона, сахара и воды. Клеветники утверждают, что вместо лимона в ситро — лимонная кислота, вместо сахара — сахарин и только вода так-таки и остается водой»[164].
Ситро — это шипучий лимонад. Процедура его изготовления описана Севским весьма точно. Что же сделало этот продукт пищевой химии таким популярным? Название! Как только началась война, французское название limonade аи citron, сокращенное до одного слова «ситро» (citron — «лимон») стало символом сердечного согласия — I'Entante cordiale, сиречь «Антанты», знаком того, что Россия не одинока, у нее есть союзники. И с каждым выпитым стаканом ситро союз этот становился все крепче!
А теперь о главном — о Священном Писании:
«С какими только горестями не приходили к Назарычу, и он всегда находил слова утешения.
Моль испортила у соседки салоп, и он читал ей о сокровищах нетленных на небеси, приходила к нему женщина, у которой умер ребенок, и он, углубившись на минуту в свои иероглифы, открывал Четьи Минеи, и вот уже слышится мерное его чтение жития преподобного отца нашего Андроника и святыя супруги его Афанасии.
Рече ей святый: почто убо о них плачеши… глаголю бо ти… чада небесными благами питаются у Христа, его же молят глаголюще: Праведный Судие, лишил еси нас благ земных, не лиши убо нас небесных. Она же, слышавши сие, умилися, и преложи скорбь на радость, глаголющи: „аще чада моя живут на небеси, то почто аз плачу“…»
Четьи минеи — это собрание всех (почти всех) известных на Руси житий святых. Составил его в конце XVII века митрополит Ростовский Димитрий. «Четьи» означает: «предназначенные для чтения», а «минеи» происходит от греческого слова μινιαιος (miniayos) — «помесячный, длящийся целый месяц». Поэтому православный человек был обеспечен чтением круглый год.
Читают такую литературу не для развлечения, а для поучения. И для руководства: каждый житийный эпизод — это образец правильного поведения в конкретной жизненной ситуации. И что примечательно — из множества приведенных в рассказе цитат и примеров нет придуманных. У каждого упоминания есть точный адрес. Например, о «сокровищах нетленных» сказано в шестой главе Евангелия от Матфея:
«Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф. 6: 19–21)[165].
И житие преподобных Андроника и супруги его процитировано безупречно… И рассказ Павла, епископа Монемвасийского, о святых трех женах, обретенных в пустынной горе… Да иначе и быть не могло — духовную семинарию Беляев окончил по первому разряду. И Назарыч этим знанием пользуется вовсю.
«Даже с сердечными делами обращались к Назарычу. Однажды он до полусмерти напугал парня, который, оставив девушку, свою первую любовь, хотел жениться на другой.
По жалобе покинутой, Назарыч призвал парня к себе и, раскрыв Апокалипсис на второй главе, грозно сказал ему:
