В Константинополь были отправлены и бездомные евреи Буды. Покидая дворец венгерских королей, Сулейман распорядился, чтобы его оберегали от какого-либо ущерба, и в то время искренне не хотел этого.
В армии уже оживленно обсуждали его предполагаемые планы относительно Венгрии, которые вызывали всеобщее недовольство. Завоевав большую часть страны, султан не собирался распорядиться ею хотя бы так же, как обошелся с Родосом. Он не намеревался сделать Венгрию провинцией Османской империи, а самих венгров – одним из своих национальных меньшинств. Вместо этого готовился покинуть страну. И армия не понимала почему.
Конечно, Венгрия султану нравилась. В его дневнике упоминаются ее «озера и великолепные степи». Обширная, плодородная венгерская равнина орошалась водами рек, стекающими с окутанных облаками гор. Сюда не раз наведывались кочевые племена Востока, от гуннов во главе с Аттилой до монголов Золотой Орды. Мадьяры сделали это место своим домом. Султан же бросает его.
Историограф этого завоевательного похода Кемаль Паша-заде выдвинул в осторожной форме причину ухода султана из Венгрии, сопроводив, как обычно, свои доводы цветистыми выражениями: «Еще не пришло время для ислама владеть этой провинцией, не наступил день, когда бы герои Священной войны удостоили эту равнину чести быть им полезной. Ведь небезосновательно мудро изречение: „Когда входишь в незнакомое место, подумай сначала, как выбраться из него“».
Герои Священной войны, конечно, хорошо представляли себе, насколько далеко они проникли в глубь Европы. (Буда по прямой линии находилась в 700 милях от Константинополя и только в 140 милях от Вены.) Они были готовы превратить этот благодатный край в поле битвы только для того, чтобы удержать его. Видимо, султан думал иначе.
Несмотря на брюзжание военных, жители Константинополя встретили возвращение своего правителя с огромной радостью. После победы при Мохаче они считали Сулеймана покорителем «зоны войны», а некоторые превозносили его как султана всей Земли. Ликующий Кемаль не жалеет слов для выражения своего восхищения результатами похода: «Пусть друзья султана пребывают в вечном блаженстве, а его враги будут повержены! Пусть реют его победные стяги до самого дня воскрешения, а его армии шествуют триумфальным маршем до трубного гласа, провозглашающего день Страшного суда! Пусть Аллах защитит плоды его великих деяний!»
Отношение Ибрагима не было столь же восторженным. Молодой визирь, очарованный греческими статуями, поместил Геркулеса, Диану и Аполлона на пьедесталы перед своим дворцом у ипподрома. Там они приводили в замешательство всех прохожих. Какой-то рифмоплет веселил народ стихами:
Первый Авраам сек плетью свой народ
За поклонение идолам.
Второй Авраам снова их воздвигает.
Разгадка странного поведения Сулеймана в Венгрии заключалась в письмах, которые он получил еще до похода к Мохачу и которые определили его дальнейшую политику.
Обращение королевы-матери Франции
Эти письма от Франциска I, сопроводившего свое послание кольцом с рубиновой печаткой, и его матери королевы в Константинополь доставил гонец из семьи Франжипани.
В это время импульсивный молодой монарх Франции, потерпев поражение в борьбе с императором Карлом за контроль над Северной Италией, находился в плену в Мадриде. Его мать, называя Сулеймана «императором турок», обращалась к нему с эмоциональной просьбой восстановить ее сына на троне. «Мы умоляем тебя, великий император, – писала она, – проявить великодушие и вернуть моего сына».
Франжипани был более конкретен. Он просил Сулеймана атаковать Габсбургскую империю и заставить Карла освободить Франциска. В противном случае, предупредил он, несчастный французский монарх будет вынужден отписать все свои земли и права Габсбургам, которые станут полноправными хозяевами Европы. Ничто не отвечало больше настроениям Сулеймана, который готовился в это время к походу на Буду, чем эта просьба.
Казалось, само провидение было на его стороне. В течение веков турки привыкли видеть в короле Франции самого выдающегося монарха в Европе. Разве не был королем франков Карл Великий, который слал подарки Гаруну ар-Рашиду в Багдаде? Дель Исл Адам, защитник Родоса, тоже происходил из Франции.
Более того, Сулейман узнал, что молодой Франциск во многих отношениях похож на него самого, не зря же его называли первым джентльменом Европы. Выходило, что благородный Франциск, которого Франжипани представил в самом благоприятном свете, забыл о прежней вражде и протянул руку дружбы туркам. На молодого султана это произвело огромное впечатление.
Он был одновременно и легковерным, и оптимистичным. Письмо христианнейшего короля Франции открыло перед ним совершенно новые перспективы. Оно свидетельствовало о первой бреши среди стран, входящих в «зону войны», которая простиралась к западу от Османской империи.
И хотя Франжипани не привез подарков, его приняли в серале с подчеркнутым гостеприимством. (Кольцо Франциска оказалось позже у Ибрагима).
Назад Франжипани отправился с посланием султана, который с радостью принял предложение короля дружить.
«Я, султан Сулейман-хан, сын султана Селимхана, сообщаю тебе, Франциску, королю Франции: ты направил в святилище моей Порты письмо со своим преданным слугой Франжипани. Он поставил меня в известность, что враг захватил твою страну и ты сейчас стал пленником. Ты просишь помощи для своего освобождения. Все, о чем ты просил, было изложено у подножия моего трона, убежища мира, и встретило мое полное султанское понимание.
Нет ничего хорошего, когда государям наносят поражение и берут их в плен. В таком случае сохраняй мужество и не теряй присутствия духа. Наши славные предшественники и знаменитые предки – да хранит Аллах их гробницы! – никогда не прекращали войн против своих врагов с целью завоевания их земель. Мы следуем их путем. В свое время мы завоевали провинции и крепости, сильно укрепленные и труднодоступные. День и ночь мы находимся в седле, опоясанные саблей.
Пусть Всевышний установит справедливость! Пусть его воля, что бы она ни предвещала, будет исполнена. О подробностях расспроси своего гонца, и узнаешь все. Знай, что все будет так, как сказано.
Писано… в резиденции падишахства в Константинополе, защищено изрядно».
За чопорным стилем послания – а Сулейман очень старался скрыть свои конкретные планы – проглядывает желание сотрудничать с Франциском в борьбе против Габсбургов. Он обращается к Франциску как к равному себе и называет его императором (в представлении турок в Европе оставался один император и им был Сулейман). Читая между строк, мы обнаруживаем, что султан был убежден в двух вещах: он может следовать путем Османов, своих предков, проникая от имени Франциска все дальше в глубь Европы. И в то же время надеется превратить свой город, Константинополь, в убежище для гонимых.
