Группа истребителей противника явно не ожидала такого натиска. Хотя численное превосходство и оставалось по-прежнему на стороне фашистов, группа была рассеяна.
При подведении итогов вечером подполковник Борисов сказал в заключение:
- Новый тактический прием боевой работы с наращиванием сил себя оправдал. Успех обеспечила и четкая информация об обстановке. В одном бою было сбито четыре вражеских самолета. К сожалению, у нас тоже не обошлось без потерь: погиб замечательный летчик сержант Ильин...
Дела полка в целом шли неплохо. Две эскадрильи "лавочкиных" прикрывали корабли в Финском заливе, сопровождали штурмовиков. Когда требовалось, вели разведку. А оставшиеся пока в части И-16 выполняли главным образом различные задания ночью. Но дальнейшие события показали: обольщаться сиюминутными успехами на войне нельзя. 22 апреля 1943 года погиб командир второй эскадрильи Герой Советского Союза капитан Петр Кожанов. А 4 мая не вернулся с боевого задания командир первой эскадрильи Герой Советского Союза капитан Михаил Васильев. Эти потери глубоко потрясли всех.
Впервые за войну Голубев почувствовал особенно гнетущее одиночество. Ушли из жизни самые близкие друзья, вместе с которыми он два года летал на сложнейшие задания, провел десятки тяжелых боев. На Васильева и Кожанова всегда можно было положиться. Но случившегося уже не поправить...
Обычно людная курилка возле командного пункта, куда подошли Безносов с Голубевым, сейчас пустовала. Спустились в землянку. Здесь тоже властвовала непривычная тишина. Неторопливо просматривал документы командир полка. За дверью, в смежной комнате, работал над боевым донесением начальник штаба. Что-то записывал в вахтенный журнал оперативный дежурный. Под сводчатым потолком землянки висел сизый табачный дым.
Доложив командиру полка о прибытии, Голубев устало сел на стул. Борисов взглянул на замполита и понял, что тот все уже рассказал. Разговора никто не начинал. Зазвонил телефон. Борисов взял трубку:
- Слушаю вас, товарищ полковник.
Выслушав собеседника, подполковник опустил трубку и сказал:
- Комбриг дал отбой полетам. На сегодня - все. После этих слов царившее в землянке напряжение как-то спало. Появилась возможность спокойно подумать о первоочередных делах. А подумать было о чем: за две недели погибли шесть летчиков. Двое из них - Герои, боевые командиры эскадрилий.
- Устали люди, - первым нарушил молчание Голубев. - Сколько уже дней подряд по четыре-пять вылетов делают.
- Нагрузки действительно велики, а силы наши не безграничны. - Борисов постучал карандашом по столу, как бы обдумывая сказанное, затем повернулся к двери соседней комнаты и крикнул начальнику штаба: - Товарищ майор, объявите, что полетов больше не будет, да закажите-ка пораньше ужин. Пусть все отдыхают.
В помещении опять наступила тишина. Не принято было у фронтовиков говорить о душевной боли, сопровождавшей утрату боевых друзей. Но вот Безносов произнес:
- Как вы знаете, извещения родным Кожанова и Васильева уже отправлены. Думаю, надо написать жене капитана Васильева еще и личное письмо.
- Разрешите это сделать мне? - облизывая пересохшие губы, выдавил Голубев. - Васильев мой близкий друг, я и должен писать.
Борисов поднялся из-за стола и, заложив руки за спину, прошелся по землянке. Заскрипели под ногами толстые половицы. Взглянув на Голубева, уточнил:
- Вы, кажется, знакомы с женой Васильева?
- Да, еще с довоенной поры.
- Хорошо, - согласился командир полка. - Тогда пишите вы. Утром нам покажете.
После ужина в летное общежитие Голубев не пошел. Чтобы уединиться, заглянул в землянку инженера полка: не свободна ли? Обычно инженер допоздна задерживался на аэродроме. В землянке никого, кроме посыльного, не было. Майор присел, задумался.
"Дорогая Татьяна Дмитриевна! - начал письмо Голубев. - Трудно мне говорить с вами. Каждое слово я вырываю с болью из сердца, словно повязку с незажившей раны. Нелепо, конечно, утешать вас. Для такого горя нет слов, чтобы сгладить боль. Гибель Михаила Яковлевича для всех нас - большая и тяжелая потеря. Я много раз летал вместе с ним на задания и видел его в бою. Это был настоящий Герой. Мы поклялись жестоко мстить врагу за смерть нашего друга, вашего мужа и отца маленькой Вали. Его портрет, дорогая Татьяна Дмитриевна, повесим в нашей землянке, чтобы Михаил всегда был с нами. Имя его войдет в историю нашей части, и после войны люди будут знать, какими были герои, завоевавшие Победу".
1
В начале мая 1943 года в авиаполк поступил приказ: часть истребителей полка перебазировать на другую точку, группу возглавить майору Голубеву. Другая точка-это небольшой аэродром на острове Лавенсари, расположенном примерно в ста километрах западнее Кронштадта, почти в центре Финского залива. Летчикам это место было знакомо. Они, случалось, производили здесь вынужденные посадки на поврежденных в бою самолетах.
Ознакомившись с приказом, Голубев сразу взялся за подготовку к перебазированию: наметил состав группы, порядок перелета, провел беседу с летчиками об особенностях посадки на островной аэродром с ограниченной взлетно-посадочной полосой.
К вечеру того же дня двадцать "лавочкиных" приземлились на небольшой площадке острова Лавенсари.
На новом месте освоились быстро. Наладили радиосвязь с Большой землей, в аэродромных постройках разместили командный пункт и жилье. Оборудовали укрытия для хранения топлива и боеприпасов.
Но воевать на новом месте Василию было не суждено.
- Вам телеграмма, товарищ майор, - протянул Василию документ оперативный дежурный.
Голубев пробежал глазами печатный текст. Сообщалось, что 61-я истребительная авиационная бригада преобразована в 1-ю гвардейскую истребительную авиационную дивизию. Голубеву предписывалось прибыть к новому командиру дивизии полковнику Корешкову.
- А по радио ничего не сообщали? - обратился он к оперативному дежурному.
- Нет.
На аэродром, где был штаб дивизии, Голубев вылетел на истребителе. Полковник Корешков, приняв доклад, встретил подчиненного приветливо.
Они хорошо знали друг друга. Год назад Владимир Степанович Корешков был командиром 4-го гвардейского полка. Потом ему поручили возглавить соседнюю штурмовую авиационную дивизию. И вот теперь он принял командование истребительной дивизией, куда входил и 4-й гвардейский. Голубев уважал командира за уравновешенный характер и высокое летное мастерство. Манера обращения Корешкова с людьми, спокойствие, рассудительность, ровная требовательность к подчиненным - все это как-то сразу вызывало к нему симпатию. Расспросив коротко о боевой работе на острове, Корешков вдруг без объяснений сказал:
