Действительно, да разве можно добровольно отказаться от привычного жизненного уклада, встреч, назначенных и случайных, с добрыми и сиюминутными знакомыми, когда можно было просто так, беззаботно и расслабленно, фланировать в перерывах между репетициями по улице Горького, улыбаться навстречу симпатичным девушкам, догнав приятеля на перекрестке, взять его под руку и поболтать в скверике у Юрия Долгорукого о разных разностях? И как не заглянуть с коллегой в ресторан ВТО, что на углу Пушкинской площади, или в любимое кафе «Артистическое» напротив МХАТа, чтобы выпить бутылочку ледяного «Рислинга»?.. Или наведаться в «Яму» в Столешниковом, где всегда есть свежее пиво и даже иногда креветки?..
На сцене МХАТа актер Абдулов был безотказен. Соглашался на любые роли, большие и маленькие. Участвовал даже в массовках, с горькой усмешкой вспоминал свою роль «защитника Москвы в толпе». Одной из самых ярких его работ стала роль канатоходца Тибула в «Трех толстяках» Юрия Олеши. Благородный, отчаянно смелый, ничего не боящийся герой. Он сам был таким человеком, готовым за всех пожертвовать собой, чтобы людям жилось легче, лучше. Казалось, ему и играть-то ничего не надо. Но это было лишь исключением из правил. Раздосадованный нескладной актерской судьбой друга, Высоцкий одно время был одержим идеей сделать из Абдулова кинорежиссера и настойчиво советовал ему поступать на Высшие режиссерские курсы.
Тем более что с приходом во МХАТ нового художественного руководителя оказалось, что Всеволод никак не вписывается в режиссерскую концепцию Олега Ефремова. Абдулов терпел-терпел, но, в конце концов, не выдержал: да что же это такое?!. Пришел к Олегу Николаевичу: «Вот за пять лет вашей работы в театре вы не могли бы мне уделить пять минут? Я вас не устраиваю как актер? Ну, так скажите мне об этом. Артист я хороший. Могу перейти в другой театр…» Ефремов даже засмущался: «Ладно, перестань… Вот сейчас будем читать чешскую пьесу, там есть роли любопытные…»
Впрочем, слово главный режиссер сдержал, и вскоре Всеволод Абдулов очень точно и выразительно сыграл на пару с Ириной Мирошниченко одну из ведущих ролей в аншлаговом спектакле МХАТа «Соло для часов с боем», который стал прощальным для великих стариков академического театра – Алексея Грибова, Михаила Яншина, Ольги Андровской, Марка Прудкина и других. Еще одной удачей стала постановка Романа Виктюка пьесы Рощина «Муж и жена снимут квартиру», в которую по инициативе Абдулова было включено несколько песен Высоцкого, которые Всеволод же и исполнил. Виктюк гордился тем, что ему первому удалось протащить фамилию Высоцкого на афишу академического театра. Автор песен до последнего дня не верил, что это произойдет. Но ведь состоялось! И премьера была триумфально отпразднована в доме Абдулова…
Владимир Семенович тянул за собой своего друга в бесчисленные, левые и правые концертные поездки. В Подмосковье, Среднюю Азию, по Украине. Абдулов признавал: «Я Володе не был нужен совершенно по его работе… Когда мы ездили в поездки, я каждый его концерт воспринимал как что-то новое… Более разношерстной публики я еще не видел никогда. Володя начинал говорить так, как будто говорил с самыми родными по духу, умными, тонкими, начитанными, знающими людьми, и это… завораживало… Гипноз какой-то. Это самый разношерстный зал внимал и понимал то, что говорил Володя…
Однажды он взял меня в Казахстан на десять дней, чтобы я подзаработал денег. В день Володя давал пять концертов, пел песни, читал стихи, рассказывал о жизни, о театре, при этом все иллюстрировал этюдами. Он работал с такой отдачей, что первые ряды откидывались на спинки от потока энергии. А я выходил на сцену всего лишь, чтобы подыграть ему в отрывке из спектакля. К вечеру я был «мертвый», а Володя был настолько взбудоражен, что от нервного напряжения не мог ни спать, ни есть. И тогда лучшие люди города везли нас на природу к озеру, где шашлык, вино и где через пару часов он брал гитару и начинался шестой, самый потрясающий концерт. Высоцкий не мог иначе…»
Более уверенно ориентирующийся в хитроумных лабиринтах громадного кинематографического дома, Высоцкий чуть ли не за руку приводил Абдулова на съемочные площадки, где всемогущими хозяевами, как капитаны на кораблях, были кинорежиссеры, его близкие приятели.
Зато именно Всеволоду Абдулову мы обязаны участием Владимира Семеновича в создании удивительного музыкального дискоспектакля по сказке Льюиса Кэрролла «Алиса в Стране чудес». Когда автор и постановщик спектакля Олег Герасимов позвонил Абдулову и предложил озвучить сразу четыре главные роли, ветеран закадровой актерской работы по-настоящему «завелся». В один присест проглотил сценарий и тут же связался с Герасимовым: «Олег, а ведь песни должен написать Володя».
Режиссеру идея чрезвычайно понравилась. Но переговоры с Высоцким попросил провести Абдулова, опасаясь нарваться на отказ. Интуиция Герасимова не подвела: поначалу Высоцкий действительно не мог понять Севиного восторженного энтузиазма по поводу возможной совместной работы над сказкой Кэрролла и недоумевал: «А при чем тут я?..» Позже выяснилось, что «Алису», которую Абдулов обожал с юных лет («Значит, нужные книги ты в детстве читал!..»), Гаврош с помоечных послевоенных дворов 1-й Мещанской и Большого Каретного (где «дрались мы до ссадин, до смертных обид…»), в общем-то, толком не читал. Прочитав же принесенную Всеволодом «сказку для детей и сумасшедших математиков», и вовсе отказался. Абдулов призвал на помощь Марину, которая незадолго перед этим принимала участие в парижской радиопостановке Кэрролла, озвучивая Алису.
– Уговаривали мы его невероятно долго, – рассказывал Всеволод, будущий Чеширский кот. – Марина начала объяснять, что это лучшее произведение из тех, которые написаны для детей. Дети всего мира читают это, и это будет замечательная работа… Это был штурм, эмоциональная лекция о мировом значении Льюиса Кэрролла, о предрассудках, мешающих восприятию классика, и о многом другом, касающемся поэзии…
Словом, общими усилиями Высоцкого уговорили, сыграв прежде всего на его постоянной потребности к преодолению тех «вершин, что взять нельзя». Но, как вспоминал режиссер, работа шла очень тяжело. Временами Владимир впадал просто в истерическое состояние, потому что не мог отрешиться от своего внутреннего реалистического склада и перейти к абстрактному, парадоксальному, математическому ходу мышления Кэрролла.
– Мы с Севой Абдуловым часто у него ночами сидели, когда он работал над «Алисой», – рассказывала актриса Ирина Печерникова. – Слушали музыку, трепались, пили джин с тоником, а Володя сочинял. Иногда приносил листок: «Вот, родилась строка…» То было замечательное, какое-то волшебное время…
