Квартира его в это время была за Старым Мястом на Налевках, а служебное помещение оставалось на Саксонской площади, то есть примерно на полпути между Налевками и улицей Видок. И почти на той же прямой между «бюро штабс-капитана Домбровского» и резиденцией ЦНК находилось еще одно место, где он постоянно бывал, — это квартира сестер Петровских. По словам невесты Домбровского, он и в это время, твердо веря в неприкосновенность своего мундира, в ореол славы кавказского офицера, вел себя более чем смело. 31 июля (12 августа), например, в Саксонском саду группа польских патриотов устроила антиправительственную манифестацию в честь годовщины польско-литовской унии, и Домбровский был там в полной офицерской форме.
Почти каждый офицер царской армии имел право на денщика. Офицеры из богатых помещиков выбирали денщика среди своих дворовых и затем записывали его в рекруты. Такие неимущие, как Домбровский, получали в свое распоряжение какого-нибудь дослуживающего двадцатипятилетний срок солдата из нестроевых. Именно такой старый солдат по имени Войцех был денщиком у Домбровского. Он очень любил своего господина за доброту и непритязательность и трогательно о нем заботился. Войцех был почти совсем глухим, но Домбровский научился прекрасно объясняться с ним с помощью жестов. Глухота, которую Войцех настойчиво пытался скрыть, не мешала ему в выполнении обязанностей, поскольку Домбровский не требовал от него сколько-нибудь обременительных услуг и по целым дням не бывал дома. Ожидая его возвращения, Войцех часами сидел в прихожей и дремал над житиями святых. Зная эту его привычку и желая пошутить, Домбровский, по словам его невесты, несколько раз прокрадывался мимо денщика и ложился спать. Войцех сидел еще час, другой, потом обнаруживал обман; но при этом он только добродушно смеялся.
Невеста Домбровского хорошо знала Войцеха, поскольку он выполнял даже некоторые конспиративные поручения, то ли в самом деле не понимая их смысла, то ли делая вид, что не понимает. Потому она не очень удивилась, когда утром 2(14) августа 1862 года денщик жениха появился в ее квартире. На сей раз старый Войцех сообщил страшную новость: ночью в квартире был обыск, и Домбровский арестован. Это случилось на следующий день после манифестации в Саксонском саду, но в воспоминаниях Домбровской специально оговорено, что причина обыска и ареста была иная.
Причина эта изложена в «весьма секретном» рапорте варшавского обер-полицмейстера Муханова от 2(14) августа. В рапорте говорится: «По поводу разыскания револьвера[20], украденного у помощника заведующего политическими арестантами в Александровской цитадели, поручика Горжевского, оказалось необходимым произвести обыск у штабс-капитана […] Домбровского по тому уважению, что он находился в знакомстве с девицами Петровскими, на одну из коих падает подозрение в похищении означенного револьвера. Кроме того, замечено, что Домбровский ежедневно посещал Петровских по два раза в определенные часы […]. У Домбровского найдено: его собственный портрет в кунтуше, список тринадцати подозрительных лиц, листок с условным обозначением некоторых слов для употребления в запрещенной переписке, тетрадь перевода тактики на польский язык[21], несколько писем обыкновенного содержания, стрелковый форменный штуцер и револьвер. Вследствие сего штабс-капитан Домбровский арестован…» Из написанного через несколько дней отношения обер-квартирмейстера штаба войск в Царстве Польском Чернецкого, сообщавшего о случившемся в Петербург и требовавшего лишить Домбровского звания офицера генерального штаба, выясняется еще одна деталь. Оказывается, обер-полицмейстер Муханов решился на обыск и арест не сразу: он через своих агентов какое-то время «неусыпно следил» за Домбровским.
В последнем из названных документов сообщается, что Домбровский после ареста сначала был доставлен в Ордонанс-Гауз, а оттуда его перевели в Десятый павильон Варшавской цитадели. Это вполне согласуется с воспоминаниями Домбровской. Там говорится, что арестованного Ярослава сначала отвезли в военный лагерь на Саксонской площади, потом переправили в Цитадель.
Трудно сказать, о чем думал Домбровский, въезжая под конвоем в ту крепость, которую он предполагал взять с бою во главе повстанческих отрядов. Вероятно, настроение у него не было радужным. Но отчаиваться он не мог — это было совершенно не в его характере. Да для отчаяния, собственно, и не было оснований. Серьезных улик против него царские власти в тот момент не имели, и Домбровский хорошо знал об этом. Что же касается своих действий перед арестом, то ему не о чем было жалеть и не в чем раскаиваться. За полгода работы в варшавском подполье Домбровский сделал так много, как ни один из остальных деятелей конспирации, не исключая, пожалуй, и его ближайшего соратника Игнация Хмеленского. Сделать больше было не в человеческих _ силах, и сознание этого должно было успокаивать схваченного врагами, но не сломленного борца.
ГЛАВА ПЯТАЯ
НЕ СОВСЕМ ОБЫЧНЫЙ АРЕСТАНТ
Огромная, построенная по последнему слову военно-инженерного искусства Варшавская цитадель была в те годы хорошо известна каждому поляку как символ иноземного угнетения его родины. Она появилась после грозных для царизма событий 1830–1831 годов и была предназначена для того, чтобы сделать невозможным их повторение. Крепость имела около 550 орудий, ее гарнизон достигал почти 14 тысяч солдат. Мрачная слава Цитадели усиливалась тем, что одна из ее построек, получившая название Десятого павильона, сразу же стала использоваться в качестве главной политической тюрьмы Царства Польского, находившейся при постоянно действующей следственной комиссии. До Домбровского здесь побывали многие известные деятели польского освободительного движения. Здесь сидели Кароль Левиту, Петр Сцегенный, Генрик Каменский, Цельс Левицкий, Генрик Краевский. Всего за 40-е и 50-е годы прошлого века через это страшное место прошло около 4 тысяч человек. Некоторые из заключенных умерли во время следствия, сотни попали после его окончания на каторгу, тысячи оказались в ссылке или были наказаны как-то по-иному.
Здание Десятого павильона сохранилось — сейчас в нем создан историко-революционный музей, аналогичный ленинградскому музею в Петропавловской крепости. Здание это двухэтажное, построенное в форме несколько растянутой буквы «П». Свободная сторона прямоугольника, образованного ее сторонами, прикрывалась караульным помещением (кордегардией) и высокой стеной, в которой было сделано двое ворот — справа и слева от кордегардии. Внутренний двор был крепким забором разделен на три части. Одна из них, примыкающая к въездным воротам, играла роль «гостиной», откуда вели двери в канцелярию следственной комиссии и к помещениям заключенных. Другая часть примыкала к выездным воротам; здесь была расположена кузница, где каторжников заковывали в кандалы перед отправкой в Сибирь. Наконец, третья часть, расположенная за двумя первыми и образующая как бы второй внутренний двор, служила Для прогулок арестантов. В левом крыле здания располагались: внизу — комната ожидания для посетителей, имеющих разрешение на свидание с заключенными, и кухня, а на втором этаже — перегороженные решеткой помещения для свиданий и канцелярия. Самую большую в здании угловую комнату наверху занимала следственная комиссия. На каждом этаже было по одному карцеру (каменная темная щель, в которой можно только стоять) и по два ретирадных места, которые, несмотря на все старания караульных, использовались заключенными для обмена записочками и потому назывались в шутку «почтовыми отделениями». Все остальное было занято камерами, выходившими с обеих сторон в неширокие коридоры. Наиболее важных с точки зрения комиссии арестантов помещали в одиночки, остальными набивали до отказа чуть-чуть более просторные общие камеры. Многочисленная внутренняя охрана из полицейских солдат и жандармов занимала место у выходов и лестничных площадок.
