сотрудников института, неожиданно стал находить в них серьезные несоответствия со статьей вождя Сталина «О некоторых вопросах истории большевизма», опубликованной в печати еще в октябре 1931 года и давно забытой, но в которой, как утверждал сам товарищ Лидак — Николаев разыскал и его выступление на одном из партсобраний, — были даны установки для всей их работы. Отто Августович не мог не говорить этих слов, его обязывал к этому обком партии, хотя в душе он считал статью вредной и даже изуверской. Неважно, что сделал или не сделал «подлинный большевик» в свое время, утверждал Сталин, все факты и документы необходимо проверять текущим моментом. К примеру, написал товарищ Бухарин популярную в двадцатых годах работу «Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз», и много в ней было ценных мыслей, но после этого позволил втянуть себя в оппозиционный блок с Каменевым, попытался внести раскол в ряды партии, значит, и эта работа его вредная и оппозиционная. Значит, и до этого времени он был оппозиционером и лишь хорошо маскировался. А уж о Троцком и говорить нечего. А те, кто пытается вспомнить о его вкладе в революцию, тоже скрытые контрреволюционеры. Не было никогда хорошего Троцкого, был только плохой. И Бухарин никогда не был «любимцем партии», что бы там ни писал Ленин. Маскировался под любимца, втерся в доверие к Ильичу.
— Нет, ты мне объясни, Михаил Семенович, — ревел от негодования Лидах, сидя в гостях у Чудова, — я теперь так должен мыслить?! Значит, долой весь объективный ход истории, и мы теперь будем перекраивать ее под вкусы товарища Сталина? А завтра он Плеханова объявит недоумком, а послезавтра Сократа? Что ты молчишь? Что мне делать? Разве можно переписывать историю, исходя из текущего момента?!
Они давно дружили с Чудовым, поэтому Лидак и мог себе позволить говорить с ним без всяких околичностей.
— Тише! Чего ты разорался?! — Чудов из опасения, что кто-то может подслушать столь опасные речи, доносящиеся из его дома, даже прикрыл форточку, хотя Лидак с разрешения хозяина надымил так, что у Чудова разболелась голова. — Ничего умного я тебе не скажу, у нас, как ты знаешь, существует партийная дисциплина и принципы демократического централизма, подчиненность сверху донизу. В ЦК постановили — взять на вооружение эту статью, вот и бери! Не согласен — у тебя есть право оспорить выводы статьи. Напиши свою, пошли в тот же «Большевик». Они, может быть, в порядке дискуссии ее и опубликуют…
— А потом мне Коба голову снимет, — обронил Лидак.
— Ну чего ты от меня хочешь? Чтобы я бросился в бой защищать твои принципы?! — вскипел Чудов.
— А своих у тебя уже нет? — заметил Отто Августович.
— Да, своих принципов у меня уже нет! — отрубил Чудов. — Я секретарь обкома и стою на страже интересов партии. А ее политику вырабатывает ЦК, тот же Киров, к примеру, вот с ним и дискутируй!
Они чуть не поссорились в тот вечер, и Лидак, уже обученный бюрократическим уловкам, скрепя сердце провел партсобрание на тему статьи Сталина, издал приказ, чтобы все руководствовались ее основными положениями, и как бы списал все в архив, предпочитая не вспоминать ни статью, ни установки. Каково же было негодование Лидака, когда этот прыщ Николаев, раскопав сталинскую статью и решив быть святее самого римского папы, стал сверять ее выводы с теми методичками, которые писались сотрудниками института. Он с удивлением обнаружил в них ссылки на Бухарина, а в одной из статей даже упоминание Троцкого. И хоть последний просто значился в перечислительном ряду, но сей факт Николаева так возмутил, что он не постеснялся ворваться к Лидаку в кабинет и выложить ему на стол крамольные методички.
Лидак был вынужден согласиться с Николаевым.
— Но Бухарин еще не враг, — осторожно заметил Отто Августович, сдерживая растущее раздражение против этого рахитичного и скользкого буквоеда, который, сам того не ведая, наступил на больную мозоль Лидака.
— Но Бухарин, по резолюциям последних пленумов ЦК, — лидер новой оппозиции, который вносит раскол в ряды партии, значит, он и вчера им был, — не унимался Николаев, не желая уходить из кабинета, и даже плюхнулся в кресло, что особенно взбесило хозяина. — Надо так и указывать в брошюре, а то молодые коммунисты будут введены в заблуждение…
— Я разберусь с этим недоразумением, товарищ Николаев, — мрачно выговорил Лидак и, поднявшись, чуть не силой выпроводил плюгавого нахала из кабинета.
Вот ведь беда, этот недоучка, бывший слесаришка и инспектор цен — Отто Августович читал его анкету, — прав, и стоит ему накропать донос в ЦК, Лидака вычистят из директорского кресла в два счета, а то и — страшно подумать — из партии. Да, теперь уж многое надо менять по сравнению с тридцать первым годом и, если дальше так пойдет, то придется переписывать методички каждый год.
После съезда в Институт истории партии пришла мобилизационная разнарядка — направить одного сознательного коммуниста на транспорт. Лидак долго смотрел в эту бумажку, уже злясь в душе, что опять растаскивают кадры, но, вспомнив недавний визит Николаева, просиял. Он вызвал к себе партсекретаря Абакумова и отдал приказ:
— Готовь представление на Николаева! У нас больше некого…
— А обком не будет возражать? Они же его направили.
— С обкомом я разберусь, это мои заботы!
— Но у него белый билет, его по состоянию здоровья не взяли в армию, — попробовал было напомнить Абакумов, но директор взглянул так свирепо, что парторг возражать больше не стал. Абакумов знал о дружеских отношениях Лидака с Чудовым и подумал: если возникнут трения, последний своего друга прикроет, но на всякий случай поручил известить Николаева о решении парткома Терновской, а сам, сославшись на дела, поехал советоваться в райком.
Николаев, услышав эту новость, несколько секунд сидел окаменевший, не понимая, что случилось, ведь он так хорошо начал работать в институте, подавал такие идеи, сумел даже разобраться в серьезных ошибках, которых никто не заметил, и доложил о них в тот же момент Лидаку. Почему же его устраняют из института? Это какая-то ошибка.
— Это не ошибка, — радостно улыбнувшись, ответила Терновская. Ей лично просто не нравился Николаев, она вообще не любила низкорослых и уродливых мужчин. — Мы долго обсуждали самые разные кандидатуры и подумали, что именно вы с вашей энергией и партийной принципиальностью необходимы на транспорте. Это
