членам которой было под страхом увольнения вообще запрещено вступать в какие-либо интимные связи, а, чтобы им от скуки не лезли в голову неподобающие мысли, их обязали целый день зубрить роли, которые им вряд ли было суждено когда-либо сыграть.
Подданные не любили Элизу за попытки «офранцузить» их и поддерживать военные устремления ее братца налогами и поставкой рекрутов. К тому же она закрыла все те монастыри, которые не имели при себе либо учебных заведений, либо странноприимных [33] домов, и конфисковала их собственность. Следует упомянуть, что Элиза, которая вовсе не блистала красотой, со временем потеряла всякие остатки привлекательности: цвет ее лица с оливковым оттенком со временем стал «желтушно-желтым», фигура еще более костлявой, волосы настолько вылезли, что ей пришлось носить шиньоны из кос своих подданных-крестьянок. В отличие от сестер, настоящих щеголих, она мало интересовалась нарядами, во всем полагаясь на свою парижскую портниху. Та раз в месяц присылала ей пару платьев и несколько шляпок, так что Элиза в год тратила на одежду меньше денег, чем порой стоило одно платье Полины.
Когда в 1814 году наступил крах Империи, она заявила брату, что, лишенная средств защиты и окруженная врагами, больше ничего не сможет сделать для него, а лишь будет преследовать интересы собственной семьи. В марте 1814 года она, беременная, с мужем была вынуждена бежать из Тосканы, причем попытки прихватить с собой кое-что из серебра и украшений интерьера дворцов потерпели неудачу. В августе бывшая великая герцогиня тосканская родила долгожданного сына Фредерика (два предыдущих скончались в младенчестве), как высказался один из остряков, «как раз в то время, когда она не испытывала нужды в наследнике». Во время Ста дней австрияки даже заключили Элизу в крепость Брюнн. В конце концов, она под именем графини Компиньяно поселилась близ Триеста, где предалась своему любимому занятию, покровительствовать искусству и театру. Она даже профинансировала археологические раскопки, при посещении которых в 1820 году заболела и умерла. Судьба ее детей, Элизы-Наполеоны и Фредерика, сложилась таким образом, что потомства после себя они не оставили.
История жизни Луи (1778–1844), четвертого из братьев Бонапартов, интересна по сравнению с другими отпрысками Карло и Летиции, пожалуй, вдвойне или даже втройне. Во-первых, потому, что он сильно отличался от всех прочих; во-вторых, потому, что был женат на дочери Жозефины, Гортензии де Богарне, и, в-третьих, потому что официально считался отцом императора Наполеона III, предпринявшего грандиозную попытку возродить и закрепить в веках славу династии Бонапартов. Пожалуй, его связывали с Наполеоном более тесные узы, нежели со всеми остальными членами семьи.
Когда молодой офицер по окончании военного учебного заведения прибыл к месту своего назначения, он привез с собой Луи, чтобы одним ртом в нищей семье его овдовевшей матери стало меньше. Наполеон поселил его в казарме, следил за ним, занимался его образованием. Луи один из всех братьев мог претендовать на непосредственное участие в боевых действиях под командованием своего выдающегося брата, в частности, в знаменитом эпизоде на Аркольском мосту. Ко времени вступления в брак в начале января 1802 года с дочерью Жозефины, Гортензией де Богарне, он был полковником, командовавшим драгунским полком. Конечно, большую роль играло покровительство брата, но в те дни стремительная военная карьера не была чем-то из ряда вон выходящим.
Гортензия после окончания пансиона мадам Кампан стала помощницей матери в организации светской жизни в Тюильри и Мальмезоне. Она была не красавицей, но чрезвычайно миленькой девушкой с густыми белокурыми волосами и стройной гибкой фигуркой, очень похожая на своего отца Александра де Богарне (как мы помним, его яростное оспаривание отцовства привело практически к разводу четы и навсегда сохранило за Гортензией репутацию незаконнорожденной). Жизнь Гортензии после окончания пансиона несколько отличалась от ее подруг тем, что ей приходилось проводить много времени в обществе адъютантов ее отчима. Как она писала в своих мемуарах, «поначалу смущавшаяся, я быстро привыкла к этому. Я почувствовала, что необходимо изгнать робость, владевшую этими молодыми людьми, дабы не начать вести себя слишком вольно со мной, или не считаться со мной совсем, или проявлять слишком большую заботу о смущении, которое они причиняют мне. Я избрала путь естественного поведения женщины, которая находится у себя дома, и сама задает тон». Девушка побуждала их рассказывать о кампаниях, в которых они участвовали, о боевых действиях и настолько завоевала их доверие, что они просили у нее совета по всем возможностям вступления в брак, которые открывались перед ними.
Ее внимание привлек полковник Жерар-Кристоф Дюрок (1772–1813), одно из самых доверенных лиц Наполеона, прошедший рядом с ним через итальянскую и египетскую кампании. Он влюбился в молодую девушку и объяснился в любви. Дюрок был дворянского происхождения, с отличными видами на карьеру в будущем, но против этого брака восстала Жозефина. Живя в вечном страхе развода, она старалась любым путем сделать узы между кланом Бонапартов и своей семьей как можно более тесными. Она принялась стенать, что брак с Дюроком причинил бы ей большие страдания, и Гортензия, чрезвычайно привязанная к матери, все время до замужества мучилась сознанием, что является причиной болей, доставляемых ею Жозефине.
Известно, что Наполеон, мечтавший переделать весь мир согласно своим задумкам, безо всякого стеснения вмешивался в личную жизнь подчиненных и просто приказывал им жениться либо на подругах Гортензии и своих сестер по пансиону мадам Кампан, либо на родственниках своей семьи или членах его окружения. Маршалы Ней, Макдональд, Ланн, Бессьер, министр полиции Савари, генерал Жюно и многие другие, пошли к алтарю с невестами, назначенными их главнокомандующим. Может быть, кому-то это нравилось, но Дюрок повел себя по-другому. В воспоминаниях Бурьена приводится описание следующей сцены. «Однажды вечером первый консул спросил: «Где Дюрок?» «Уехал в Оперу». «Как только вернется, скажи ему, что он может получить Гортензию. Свадьба должна состояться в течение последующих сорока восьми часов. Я дам ему 500 тысяч франков и командование дивизии в Тулоне. Они должны отбыть туда на следующий день после свадьбы. Я не потерплю никаких зятьев подле меня и хочу знать сегодня же, подходит ли это ему». Бурьена ничуть не удивило, что, когда глубоко оскорбленный Дюрок [34] вернулся и выслушал эти условия, то пришел в негодование и вскричал:
– В таком случае он может оставить себе свою дочь, а я отправляюсь в бордель».
В конце концов, мать настояла на браке дочери с Луи Бонапартом. Гортензия попросила неделю на размышление, но согласилась. Она, конечно, была знакома с этим кандидатом, но не
