«Не удивительно, — пишет Г. Леец,- что в такой тревожной обстановке фельдмаршал Б. X. Миних вспомнил о своем прежнем подопечном — способном военном инженере и артиллеристе, проживавшем на покое в своей ревельской деревне»{116}.
Соскучившийся по настоящему делу Абрам с рвением взялся за наведение порядка в своем хозяйстве. А оно досталось ему не в самом лучшем состоянии. По инвентаризационной описи, сделанной за три года до назначения его в Ревель, в крепости значились: на валах и башнях 203 орудия разных калибров, в «лаборатории» (ремонтных мастерских) — 16 неисправных, в цейхгаузе — 42.{117} Это в несколько раз меньше того количества пушек, которое считал потребным для обороны этой крепости Петр! Но новоиспеченный подполковник взялся за дело всерьез: подтянул дисциплину в артиллерийских частях, завел строгий учет орудий и боеприпасов (до его прихода вовсю процветала торговля деталями орудий из цейхгауза), определил порядок работ по укреплению батарей. Пополняется штат, в цейхгаузе изготовляются гранаты, поправлены прохудившиеся крыши в арсенале и лаборатории…
Но успехи нового артиллерийского начальника не радовали начальство. Дело в том, что назначение Ганнибала расстроило планы губернатора Эстляндии, барона Левендаля, который берег это место для своего ставленника — некоего шведа, майора Гольмера[47], ставшего теперь непосредственным подчиненным арапа.
Не ко двору пришелся подполковник и обер-коменданту крепости, генерал-лейтенанту де Брини[48], своему непосредственному начальнику. Он был в большой дружбе с губернатором.
Майор Гольмер, пользующийся поддержкой губернатора и обер-коменданта, не только отказывается подчиняться своему непосредственному начальнику, но и чинит ему всякие козни. Например, он подговаривает некоего поручика Асеева, чтобы тот попросил перевода в другую часть, «чтоб сдесь место опорожнил для незнаемой некоторой персоны». Оказывается, что именно Гольмер является организатором процветающей на цейхгаузе торговли казенными материалами, однако на рапорты губернатору об этих безобразиях никакой реакции не следует.
Тогда Абрам решает обратиться в более высокие инстанции. В начале мая он пишет в Петербург, генерал-фельдцейхмейстеру принцу Гессен-Гомбургскому[49] жалобу, в которой перечисляет все прегрешения Гольмера.
С другими подчиненными у Абрама, видимо, сохраняются хорошие отношения, так как в конце он добавляет: «И я ныне имею, со всеми здешними афицеры, во исправлении ревелской Арьтилерии неусыпный труд».
В мае же он направляет Гессен-Гомбургскому еще одно письмо, в котором жалуется уже на де Брини: «Беспрестанно принимаю не по делам моим всякие несносные репреманды и изгнание, не так как артилерии штап-афицера, но и последний обер-афицер снести того не может… и в том я от своей братьи штап-афицеров имею не малое презрение». И далее приводит многие факты «изгнания» его «Дебринием». Так, например, тот приказал скинуть пушки с крепостных валов, а потом свалил это на подполковника. Пытался выгнать его с квартиры, данной магистратом… (Не будем сейчас подробно останавливаться на этом письме, так как все произошедшее Абрам изложил в рапорте в 1742 году уже гораздо спокойнее. Этот рапорт будет приведен ниже.) Вот Ганнибал и просит «от таких нетерпимых и наглых напатков меня бедного охранить»{118}.
Начальник артиллерии немедленно направил «репреманд» к де Брини. Последний, видимо, струхнул и ответил, в частности, следующее: «Что касаетца до артилерии, всякое вспоможение чинить долженствую, и что угодно ему впредь… о касающихся нуждах ко артилерии, и в ево во всяких случаях, сколько возможность моя допустит, вспомогать буду»{119}.
Вообще говоря, на военной службе, где дисциплина и субординация устанавливают строгий порядок во взаимоотношениях между подчиненным и начальником, подобные острые конфликты возникают достаточно редко. До нас дошел подробный рапорт генерал-майора Ганнибала, написанный им уже в 1742 году. Рапорт этот состоит из 22 «пунктов», из которых первые 12 относятся как раз к ревельскому периоду его жизни. Мы приведем этот бесценный для историка документ, так как он лучше всего рассказывает о том, что же творилось тогда в эстляндской столице.
В высокий кабинет Ея Императорскаго Величества от генерал-майора и ревелскаго обер-Коменданта Ганибала всенижайшее доношениеГенерал и Кавалер и Ревелский Губернатор граф Левендаль, не доброхотствуя ко мне и не хотя видеть меня в своей команде в Ревеле, многие мне чинит напрасные нападки и вымышленные злобы, хочет обнести напрасно Ея Императорскому Величеству и как бы можно меня к несчастию привесть для своих прихотных и партикулярных поступок, а за что, — тому всенижайше при сем приношу для всемилостивейшего Ея Императорского Величества расмотрения нижеследующие пункты.
Ноября 22 дня Генерал-майор
1742 г, А. Ганибал
1.
По высочайшей милости Ея Императорского Величества в прошлом 1741 году был я пожалован в ревелской артилери в подполковники.
2.
А в то время граф Левендаль, ревелской губернатор, был в Петербурге, то я пришед к нему, как к главному Командиру по моей должности; то он на меня, что я к ревелской артилери определен, — кричал веема так, яко на своего холопа, ибо тогда при той артиллерийской команде был криатур швецкой нации майор Голмер, которого велено вывезтъ в Нарву.
3.
А как уже я прибыл в Ревель и команду артиллерийскую принял, то он, Левендаль, всячески меня гнал, чтоб мне в Ревеле не быть, и делал обиды не токмо собою, но и чрез бывшего тогда в Ревеле обер-Коменданта Дебриния, — чем бы возможно к несчастию привестъ; к тому ж не толико меня, но и обретающихся в ревелском гарнизоне штаб и обер-офицеров гнали вон таким случаем, что посылали к ним с угрозами, чтоб просили в отставку доброволно; а ежели доброволно не пойдут, то и с нечестию будут выгнаны, и между некоторыми разговоры грозил заочно мне, что я де его как могу то сделаю, что он и сам не рад тому будет, что в ревелской гарнизон просил.
4.
И между прочими мне их злодейскими обще обидами стоял я на отведенной мне от ревелскаго магистрата квартире, и жена моя тогда была на последних часах к рождению младенца, то обер-комендант Дебриний прислал ко мне объявить, чтоб я с той квартиры вышел доброволно вон, а ежели доброволно не выду, то хотел выбить безвременно и мой багаж выкинуть на улицу, то я посылал к нему, Дебринию, просить от артилери обер-офицера, дабы он того мне за имевшею жены моей болезнью не учинил, и он, Дебриний, тому посланному офицеру объявил тож, и в магистрат писал тож, чтоб меня с той квартиры конечно выбил, но токмо того магистрат по его писму не учинил.
