Получив донесение, капитан долго и сосредоточенно изучал карту, где начертил курс обнаруженного корабля; затем положил инструменты, выпрямился и с задумчивым лицом снова обернулся к лейтенанту Пичу.
— Вы уверены насчет его курса? — спросил он.
— Совершенно уверен, господин капитан. Чтобы проверить свой компас и таблицу отклонений, на обратном пути я летел точно по курсу «Шеера». Компас показывал двести сорок девять градусов.
Кранке посмотрел на последние данные и показания корабельного компаса.
— Хм, — буркнул он. — Когда вы летели назад, мы шли курсом ровно 250,3 градуса, то есть вест-зюйд-вест, четверть румба на запад. Я думаю, в данном случае один градус не имеет большого значения. Судно вышло из американского порта, и нам не важно, идет он на градус южнее или севернее. — Затем он повернулся к штурману. — Рассчитайте курс, Хюбнер, — приказал он. — После обеда Пич может опять подняться в воздух и приглядеться, что это за тип. Судя по курсу, боюсь, что мы имеем дело с янки.
Выполняя приказ, Пич снова отправился на разведку к незнакомому кораблю и, вернувшись, сообщил, что, по всей видимости, судно принадлежит нейтральной стране. Палубные надстройки выкрашены в ослепительно белый цвет, а ведь британцы красят их в коричневато-желтый. И курс, и внешний вид говорили о нейтральной принадлежности судна, и Кранке решил, что не стоит преследовать его. Тем более если это действительно нейтральное судно, оно немного погодя обязательно отправит сигнал по радио. Услышав, что решено не трогать обнаруженное судно, команда сникла и упала духом, но никто не жаловался. За время плавания матросы уже успели понять, что старик знает, что делает.
Тем же вечером матросы «Шеера» стали свидетелями необычного природного явления. На востоке разразился шторм. На горизонте собрались широкие гряды облаков, прорезаемые раздвоенными молниями. На самом деле там встретились две тропические бури, и обе с невообразимой яростью высвободили аккумулированное электричество. Это было фантастическое зрелище, и матросы, наблюдавшие с палубы «Шеера», невольно видели в нем окружающий мир и воплощение смертельного боя между линкором и крейсером.
Позднее в тот же вечер капитан пришел в офицерскую столовую в белой летней бескозырке, сшитой по выкройке обычной синей бескозырки установленного образца.
— Как вы ее находите, господа? — спросил он. — Я попросил портного сшить мне новую бескозырку. Мне подумалось, что в тропическую жару матросам не помешал бы какой-нибудь более легкий головной убор, особенно впередсмотрящим.
Все согласились, что это отличная идея, кроме начальника хозяйственной части корабля.
— Сидит отлично, господин капитан, вам очень идет, если позволите, но дело в том, что хозяйственным уставом, номер 364, параграф 24а, часть 2, белые бескозырки не предусматриваются.
— Надо ли так понимать, Шварцлозен, что сначала нужно получить одобрение сверху, а потом уж вводить новые бескозырки?
Воцарилось смущенное молчание, которое нарушил младший лейтенант Заубицер:
— Стюард, будьте добры, принесите телефонный справочник Киля для господина Шварцлозена.
— Примерьте, Заубицер, — сказал капитан. — По-моему, у нас головы примерно одинакового размера. Ну вот! Что я говорил? Сидит как влитая. — И Кранке чуть сдвинул бескозырку на бок, чтобы добавить лихости. — Отлично смотрится.
Больше никто не вспоминал о дурацком параграфе; напротив, корабельные портные получили заказ на летние бескозырки; удобство команды больше значило для Кранке, чем педантичное соблюдение правил, а на ткань для бескозырок пошли запасные простыни. Между прочим, по возвращении «Шеера» из похода такие белые бескозырки были официально приняты в качестве тропических головных уборов и пользовались большой популярностью. Почти никто не знает, что нововведение впервые появилось на борту «Адмирала Шеера» и автором его был капитан Кранке.
Через пару дней после случая с летними бескозырками «Шеер» встретился с кораблем снабжения «Нордмарк», чтобы взять на борт новые запасы топлива и провизии. По окончании операции два капитана назначили следующую встречу в Южной Атлантике на 27 декабря, и корабли разошлись. «Шеер» продолжил путь на юг, и это значило, что в ближайшие дни он пересечет экватор. Те, кому уже довелось испытать на себе грубые шутки, неизменно сопровождающие пересечение экватора в мирное время, полагали, что даже война не может помешать развлечению. Те же, кто еще ни разу не пересекал экватор, с радостью приняли бы весть о том, что обычай отменяется из-за военной обстановки, поскольку бывалые матросы, не скрывая злорадства, уже нагнали на них такого страху своими рассказами, что у новичков волосы встали дыбом и кровь похолодела в жилах, — уж лучше было бы вовсе в этом не участвовать или хотя бы оттянуть.
Но вопрос уже решили на самом высоком уровне. Кранке посчитал, что старые традиции нужно чтить даже в военное время, конечно, при условии, что праздник Нептуна пройдет в два приема, чтобы никоим образом не помешать исполнению обычных обязанностей, а все декорации и подмостки для проведения церемонии установят таким образом, чтобы их можно было убрать за несколько минут, дабы ни один пустяк не нарушил порядок и дисциплину на корабле. Ведь, в конце концов, шла война; в этих водах любой встречный корабль был противником «Шеера», притом что он пересекал экватор в самой узкой части океана между континентами и, следовательно, там, где британцам было проще ее контролировать и где сходились их важнейшие линии сообщения.
Услышав новость о том, что праздник пересечения экватора пройдет как обычно, старые морские волки со злорадной ухмылкой посмотрели на своих несчастных товарищей-новобранцев, которых на «Шеере» служило больше тысячи. Всем им предстояло вступить в ряды подданных морского бога Нептуна. Пронесся слух, что связист Войчеховски ревностно готовится к великому событию. 10 декабря «Шеер» миновал тропик Козерога, то есть, как утверждала традиция, прибыл в царство Нептуна, и в 17.00 его величество по громкой связи огласил свое первое сообщение несколько угрожающего характера. Через пять дней, за день до пересечения экватора, прибыл адмирал Нептуна бог Тритон в сопровождении оравы дикарей-людоедов, поведение которых было явно рассчитано на то, чтобы вселить ужас в сердца новобранцев. Учитывая военную обстановку, Тритону пришлось подняться на палубу через один из люков на корме, вместо того чтобы прибыть в катере и взойти на борт при полном параде.
Капитан Кранке, надев парадную форму и все знаки отличия, принял посла его морского величества, почтительно отсалютовал ему и «доложил» адмиралу подводного мира:
