Что касается Фороса. Конечно, это была одна из основных задач – была сформирована группа, которая выехала в Форос и проверяла всю техническую сторону дела. Более того (и здесь я раскрываю некоторые секреты), в эту группу я включил следователя, с которым был знаком лет 20–25, мы начинали вместе. Этому человеку я доверял как самому себе. Плюс ко всему он немец по национальности, крайний педант, который меня этим даже немного раздражал. Его имя – Владимир Энгельман (потом он долгие годы работал в прокуратуре, сейчас вышел на пенсию). Так вот я ему сказал: «Володя, связь, изоляция – это основное. Едут разные люди, разные следователи. Кто-то что-то может, исходя из своих политических симпатий к Горбачеву или к кому-то другому, начать искажать. Ты отвечаешь за полноту и правдоподобие». Это первое.
Второе. Не надо забывать, что это было в начале 1990-х, это была другая система связи. Никаких сотовых телефонов, мобильных телефонов, ничего такого не было. Вся система связи, даже прямые телефоны, все сходились в один узел, где сидела телефонистка, которая втыкала штекер и соединяла Михаила Сергеевича хоть с Москвой, хоть с Киевом, хоть с Ташкентом, хоть с Ригой. Так это и происходило. Когда началась изоляция и гэкачеписты поехали выдвигать ультиматум, они за полчаса до этого дали команду отключить связь. Как это было исполнено: офицеры КГБ заходят на пункт связи, который тоже находился в их ведении (только там работали женщины, они у нас все были установлены и допрошены), встают за спиной у телефонисток и командуют: «Так, все, заканчивай связь, садимся мы». Телефонистка в ответ: «А я не могу сейчас, я Михаила Сергеевича соединила с таким-то человеком». Ей говорят: «Все, закончит разговор и отключай», – после чего за пульт садится офицер КГБ.
Поэтому, наверное, специалисты-связисты правы. Чтобы разрушить связь, диверсанту или еще кому-то надо было что-то взорвать, что-то перепилить, вывести аппаратуру, огромные блоки и так далее. Ну, а если допустить, что это сделали свои, это, по сути, предательство. Сидел один человек на всех этих проводах – посадили другого, а он выполнял только указания Генералова, который там всем командовал.
Вот спрашивают: а что, Горбачев ничего не мог сделать? А представьте, когда генерал Медведев, начальник личной охраны президента, прямо на его глазах выполняет команду Плеханова: «Собирай вещи и поезжай со мной в Москву». Все. И остались рядовые охранники внутри дома, которые, наверное, симпатизировали Михаилу Сергеевичу и, возможно, стали бы стрелять, если бы кто-то попробовал применять силу. Но ее не применяли. Его просто обложили со всех сторон. Да, была машина (о ней часто говорят), в которой была установлена связь системы «Кавказ», но ее отключили. И Генералов, чтобы связаться с Плехановым или Крючковым, сам выезжал из Фороса, с объекта «Заря», чуть ли не в Мухалатку, и оттуда звонил. Но ему это надоело, и тогда он включил себе эту систему «Кавказ» в машине, которая стояла на территории, но за оцеплением и к которой люди Горбачева доступа не имели.
Таким образом, вы полагаете, что у президента СССР реальной возможности выйти на связь со страной и с кем-то из российского или союзного руководства не было? Совсем не было?
Не было. Более того, ядерный-то чемоданчик у него забрали и увезли, и к нему он тоже доступа не имел. И когда я допрашивал Горбачева, меня тоже интересовали многие нюансы, о которых люди могли и не знать. Кто-то сейчас говорит: Горбачев же гулял там, он имел свободу передвижения, за ним пограничники в бинокль наблюдали и все видели. Да, он имел свободу передвижения, но только в пределах своего дома и набережной. Я его спросил об этом: «Михаил Сергеевич, вы гуляли?» «Да, я специально выходил, потому что, когда нам дали возможность слушать радио, я понял, что обо мне говорят как о больном, чуть ли не при смерти. Я специально гулял, чтобы меня в бинокль пограничники рассматривали и видели, что это неправда».
Август. КульминацияКомментарии и свидетельстваБорис Ельцин «Записки президента»
Столкнулись интересы двух ведомств, двух подходов, двух типов мышления, отточенных годами советской системы. Интересы военно-промышленного комплекса и КГБ. ВПК был нужен настоящий, по полной программе громовой путч, который заставит мир вновь поверить в силу советского танка. КГБ – максимально чистый, изящный переход власти в другие руки. <…> КГБ как главный мотор путча не хотел марать руки в крови, надеясь выжать победу лязганьем гусениц, ну и, возможно, парой предупредительных выстрелов.
Георгий Шахназаров «С вождями и без них»
Если бы введенные в Москву танки открыли огонь по баррикадам и были поддержаны атакой с воздуха, почти мгновенно все было бы кончено. Покорились бы и республики, о чем свидетельствует их осторожная реакция, явно рассчитанная на то, чтобы выиграть время, посмотреть, как будут развиваться события в столице Союза. Ну а найдись смельчаки, зовущие к сопротивлению, на них быстро накинули бы петлю.
Борис Ельцин «Записки президента»
Армия понимала, что КГБ опоздал с действиями на целые сутки. И теперь силовые действия <…> приведут к массовому кровопролитию. Это будет тяжелейший моральный удар по военным, от которого они не оправятся. Поэтому-то они лишь имитируют подготовку к штурму, имитируют военные действия, тянут время.
Олег Вите «Революция в аппарате»
Стратегически-тактический комплекс – ориентация на мирный или «почти мирный» захват власти – завел ГКЧП в тупик: когда 20 августа ошибочность стратегии стала очевидной, менять тактику было уже поздно. И без того не слишком решительный, ГКЧП стал <…> обнаруживать все большую изоляцию.
Борис Ельцин «Записки президента»
Поскольку у нас внешней агрессии не предполагалось – танки были свои, родные, то не предполагалось и сопротивления. И в этом Крючков ошибся. Реакция народа на карикатурный, глупый сценарий заговора срезонировала с тем, что наших танков люди не испугались. <…> И тогда стало ясно, что надо стрелять. Но было поздно. Стрелять уже никто не хотел и не мог.
Максим Соколов «Был день – когда Господней правды молот»
Путч – это деяние, совсем не обязательно вызывающее покорность… В условиях общественного подъема, который в 1991 г., несомненно, наличествовал, успех путча мог быть обеспечен лишь образцово-показательной жестокостью… При отсутствии немедленной <…> готовности сажать и стрелять, не очень ясно, зачем вообще идти на такое дело.
Лев Суханов «Как Ельцин стал президентом. Записки первого помощника»
