– Да уж, клевая песня, – сказал Дэрил, – но это совсем не наш стиль… Нам такое не нужно. Мы хотим свою музыку писать.
И что я мог с этим поделать? Он хотел свою музыку. Но это не могло меня не раздражать – я как будто бы оказался владельцем золотой гусыни, которая отказывалась нести золотые яйца. Чуть больше года спустя Дэвид Фостер получил за ту песню свою первую «Грэмми» на церемонии награждения 1979 года.
Я мог лишь качать головой, когда мне потом доводилось слышать по радио After the Love Has Gone в исполнении группы Earth, Wind and Fire.
Примерно в то же время мой дуэт выпустил альбом XStatic, и его тоже помогал делать Дэвид. Хотя там и попадались отличные синглы – например, ставшая классикой композиция Wait for Me, – альбом в целом не принес того успеха, которого мы ждали и в котором, если честно, мы нуждались. В среде фанатов стало нарастать замешательство. «Где что-нибудь, что можно было бы сравнить с Abandoned Luncheonette? Где новая Sara Smile, Rich Girl и все прочее, что мы так любим?»
Все эти резкие повороты, взлеты и падения позже сослужили мне добрую службу, когда я возглавил Sony. Работая в тесном контакте с Дэрилом и Джоном, а позже – с Карли Саймон, Джоном Мелленкампом и братьями Финн, я сумел хорошо разобраться в том, что движет музыкантами, чем они живут и дышат, как мыслят… Знаете, когда это знание абсолютно незаменимо? Когда просыпаешься утром и понимаешь, что тебе предстоит работать с войском из четырехсот артистов, выступающих во всех мыслимых жанрах, от кантри до ритм-н-блюза, рока и даже классической музыки.
Опыт такого рода попросту невозможно получить легкими путями. Нужно проделать весь путь и совершить все ошибки, чтобы начать понимать, что работает, а что нет. И на этом пути, естественно, попадаются отрезки, когда хочется пробить головой стену от досады. Если уж даже меня тот период моей биографии не радовал, то представьте себе, что по этому поводу чувствовало руководство RCA! Что бы я там лично ни думал о намерениях Холла и Оутса, это не мешало мне изо всех сил давить на наши маркетинговые и промослужбы. RCA смирилось с этим, когда первый альбом не дал им хитов. Когда это случилось снова, они стали задавать вопросы. А когда вышел XStatic, они начали отклонять мои просьбы о поддержке под все новыми и новыми благовидными предлогами.
Champion Entertainment наткнулась на ледяную стену. Мы с Лизой как раз ждали нашего первого ребенка, Майкла, а вскоре родилась и дочка Сара. Конечно, для провала не бывает благоприятного момента, но тот конкретный момент определенно казался наихудшим.
Когда тратишь деньги, а больших доходов не имеешь, то мир тоже начинаешь воспринимать иначе. Уже не хватаешься первым за счет в ресторане, а смотришь по сторонам и вдруг видишь, как много народу ждет, что ты заплатишь за них.
Мы с Дэрилом и Джоном ни в коем случае не сменили бы «Шато Петрюс» на столовое вино. Дэрил ни за что не отказался бы от своих кубинских сигар ради White Owls. Короче, нам был нужен новый план. И немедленно!
Если и есть причина ходить на коктейльные вечеринки, которые потом еле можешь вспомнить, то причина эта в том, что одна такая вечеринка может вдруг оказаться настоящим событием в жизни. Как раз на одной из таких вечеринок я познакомился с Дэвидом Геффеном.
Мы встретились в идеальный момент. Я как раз искал способ заново найти себя, а Геффен как раз такими вещами и занимался.
Среди всех парней, которые начинали свой путь наверх из Бруклина и прославленного агентства William Morris, Геффен был, пожалуй, самым проницательным. В 1970 году он основал Asylum Records и вскоре приобрел вес, заключив контракты с Джексоном Брауном, группой Eagles, Джонни Митчеллом и Бобом Диланом. Потом он было отошел от дел, так как у него ошибочно диагностировали тяжелое заболевание, но позже, когда выяснилось, что он здоров, Геффен вернулся и в 1980 году создал компанию Geffen Records. Впрочем, он не остановился на этом, а занялся еще и кинобизнесом, где вскоре добился большого успеха с фильмом «Опасное дело», который дал старт карьере Тома Круза. В итоге Геффен постепенно стал одной из самых влиятельных фигур в медиаиндустрии. Если уж подражать чужому успеху, то трудно найти лучший образец, чем Дэвид Геффен. Это отражено даже в названии написанной про него книги: «Взлет и еще раз взлет Дэвида Геффена».
Поначалу наши беседы крутились вокруг намерений Дэвида заключить контракт с Hall&Oates после того, как срок соглашения с RCA истечет. Но уже очень скоро мы сидели за отличными стейками в ресторане Trader Vic’s, что в Лос-Анджелесе, и Геффен читал мне лекции о работе Голливуда, финансовых рынках, политике и обо всем прочем, что приходило ему на ум. Он преподавал в Йельском университете бизнес-дисциплины и был таким же хорошим учителем, как и бизнесменом. Он обладал редким сочетанием хитрости и проницательности с готовностью делиться идеями и новыми возможностями.
Однажды за ужином я поделился с ним своим желанием попасть в киноиндустрию, но он сразу сморщился и заявил:
– Это худший бизнес на свете! Абсолютно безумный. Лучше тебе даже и не думать об этом, да и с чего тебе влипать в эту дрянь?
– Но у меня есть несколько классных задумок для фильмов! – возразил я.
– Держись лучше за своих музыкантов, – убеждал Дэвид. – Так тебя точно ждет большой успех, и его куда проще добиться, чем в сфере кино.
– Да я и не собирался уходить из музыкального бизнеса, – сказал тогда я. – Просто хочу расти дальше.
Тут он посмотрел на меня этим характерным взглядом, знаете? «Хорошо, если ты настаиваешь, но не говори потом, что я тебя не предупреждал!» Один телефонный звонок – и я уже входил в офис человека, без участия которого не обходилась в то время ни одна крупная сделка в области кинематографа.
Офис этот принадлежал бывшему адвокату по налогам, который решил открыть фирму, предоставляющую полный комплекс юридических услуг в области индустрии развлечений. Он работал с Ником Нолти, Барброй Стрейзанд, Робертом Редфордом, Шоном Коннери и почти со всяким, кому доводилось оставлять отпечаток своей ладони на Аллее Славы перед кинотеатром Граумана.
За столом молча сидел его застегнутый на все пуговицы обладатель. Его звали Гэри Хендлер, и он хотел знать, что мне понадобилось в киноиндустрии.
Я пересказал ему пару моих идей для кинофильмов. Через несколько минут он потянулся к телефону, а еще чуть позже в дверях появился цветущий киноагент их офиса тремя этажами выше. Это был Майк Овитц. Наша встреча привела в движение весь механизм, и вскоре я уже знал Майкла Айснера, Дон Стил (первую женщину, возглавившую крупную киностудию в Голливуде), Джеффри Катценберга и Барри Диллера. Даже страшно продумать, что когда-то все эти люди работали под одной крышей в компании Paramount. А связи, к которым имели доступ Геффен и Хендлер, простирались еще дальше – практически сразу я получил выход на каждого телевизионного и киноменеджера в Голливуде.
