Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том III (1939 – 1953).

И далее она продолжает: «Тридцать лет были разлучены мы с ними. Теперь мы снова были вместе, и, глядя на них, я понимала, что никакие самые страшные угрозы не помешают восторженным людям, которые в этот день были в синагоге, объяснить нам по-своему, что для них значит Израиль… Мы были потрясены до глубины души. Никто не сказал ни слова. Мы просто сидели и молчали. Откровение было для нас слишком огромным, чтобы мы могли это обсуждать, но нам надо было быть вместе… Но я даже плакать не могла. Я сидела с помертвевшим лицом, уставившись в одну точку. И вот так, взволнованные до немоты, мы провели несколько часов. Не могу сказать, что тогда я почувствовала уверенность, что через двадцать лет я увижу многих из этих евреев в Израиле. Но я поняла одно: Советскому Союзу не удалось сломить их дух; тут Россия, со всем своим могуществом, потерпела поражение. Евреи остались евреями»[1059].

Полагаю, что комментарии здесь излишни. Ведь Меир однозначно пишет о поражении России и не видит ничего удивительного в том, что граждане Советской России так восторженно демонстрируют свою приверженность Израилю как своей не только духовной, но и чуть ли не реальной родине.

Еще больший интерес представляет описание ее встречи и разговора с П. Жемчужиной – женой второго после Сталина персонажа в советской иерархии. Итак, слово Голде Меир: «Гораздо более интересная и приятная встреча произошла у меня на приеме у Молотова по случаю годовщины русской революции, на который всегда приглашаются все аккредитованные в Москве дипломаты. Послов принимал сам министр иностранных дел в отдельной комнате. После того, как я пожала руку Молотову, ко мне подошла его жена Полина. „Я так рада, что вижу вас наконец!“ – сказала она с неподдельной теплотой, даже с волнением. И прибавила: „Я – ведь говорю на идиш, знаете?“

 –  Вы еврейка? – спросила я с некоторым удивлением.

 –  Да! – ответила она на идиш. – Их бин а идише тохтер (я – дочь еврейского народа).

Мы беседовали довольно долго. Она знала, что произошло в синагоге, и сказала, как хорошо было, что мы туда пошли. „Евреи так хотели вас увидеть“, – сказала она. Она говорила с нами на идиш и пришла в восторг, когда Сарра ответила ей на том же языке. Когда Сарра объяснила, что в Ревивим все общее и что частной собственности нет, госпожа Молотова заметно смутилась. „Это неправильно, – сказала она. – Люди не любят делиться всем. Даже Сталин против этого. Вам следовало бы ознакомиться с тем, что он об этом думает и пишет“. Прежде чем вернуться к другим гостям, она обняла Сарру и сказала со слезами на глазах: „Всего вам хорошего. Если у вас все будет хорошо, все будет хорошо у всех евреев в мире“.

Больше я никогда не видела госпожу Молотову и ничего о ней не слышала.

Много позже Герни Шапиро, старый корреспондент Юнайтед Пресс в Москве, рассказал мне, что после разговора с нами Полина Молотова была арестована, и я вспомнила тот прием и военный парад на Красной площади, который мы смотрели накануне. Как я позавидовала русским – ведь даже крошечная часть того оружия, что они показали, была нам не по средствам. И Молотов, словно прочитав мои мысли, поднял свой стаканчик с водкой и сказал мне: „Не думайте, что мы все это получили сразу. Придет время, когда и у вас будут такие штуки. Все будет в порядке“»[1060].

Разумеется, все произошедшее стало сразу же известно Сталину, что (учитывая, кроме всего прочего, и его подозрительность, а в данном случае она имела под собой почву) не могло не усилить его недоверие не только к Молотову и его супруге, но и к произраильски настроенным гражданам Советского Союза. Центр притяжения таких настроений он усматривал в Еврейском антифашистском комитете. Последовала жесткая реакция. 20 ноября 1948 г. состоялось решение Политбюро: «Утвердить следующее решение Бюро Совета Министров СССР: „Бюро Совета Министров СССР поручает Министерству Государственной Безопасности СССР немедля распустить Еврейский антифашистский комитет, так как, как показывают факты, этот Комитет является центром антисоветской пропаганды и регулярно поставляет антисоветскую информацию органам иностранной разведки.

В соответствии с этим органы печати этого Комитета закрыть, дела Комитета забрать. Пока никого не арестовывать“[1061].

Последовали и другие действия, в частности, расследование роли П. Жемчужиной. Заместитель председателя комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) Шкирятов и министр госбезопасности Абакумов направили Сталину записку от 27 декабря 1948 г. В ней, в частности, говорилось, что установлено – Жемчужина П.С. вела себя политически недостойно. В течение длительного времени она поддерживала знакомство с лицами, которые оказались врагами народа, имела с ними близкие отношения, поддерживала их националистические действия и была их советчиком. Жемчужина вела с ними переговоры, неоднократно встречалась с Михоэлсом, используя свое положение, способствовала передаче их политически вредных, клеветнических заявлений в правительственные органы[1062]. 29 декабря она была исключена из партии. Молотов при голосовании воздержался, но через месяц написал Сталину записку следующего содержания: „При голосовании в ЦК предложения об исключении из партии П.С. Жемчужиной я воздержался, что признаю политически ошибочным. Заявляю, что, продумав этот вопрос, я голосую за это решение ЦК, которое отвечает интересам партии и государства и учит правильному пониманию коммунистической партийности. Кроме того, признаю тяжелую вину, что вовремя не удержал Жемчужину, близкого мне человека, от ложных шагов и связей с антисоветскими еврейскими националистами вроде Михоэлса.

В. МОЛОТОВ“[1063].

Как догадывается читатель, ни Сталин, ни Молотов всего этого не забыли. Вождь напомнил об этом в своей речи на пленуме ЦК, который состоялся после XIX съезда партии. На этом пленуме вождь припомнил Молотову его грехи, выразив таким образом свое политическое недоверие своему ближайшему на протяжении трех десятилетий соратнику. Вот что сказал по этому вопросу Сталин:

„А чего стоит предложение товарища Молотова передать Крым евреям? Это – грубая ошибка товарища Молотова. Для чего это ему потребовалось? Как это можно допустить? На каком основании товарищ Молотов высказал такое предложение? У нас есть Еврейская автономия – Биробиджан. Разве этого недостаточно? Пусть развивается эта республика. А товарищу Молотову не следует быть адвокатом незаконных еврейских претензий на наш Советский Крым. Это – вторая политическая ошибка товарища Молотова. Товарищ Молотов неправильно ведет себя как член Политбюро. И мы категорически отклонили его надуманные предложения.