Легко представить, в каком трудном положении оказались мы из-за каприза погоды. Обе точки, на которых могли бы благополучно сесть, закрыло туманом. Он был пока что местного характера, пятнами, но с минуты на минуту превратится в сплошной и тогда...
- Пойдем опять домой и попытаемся все-таки как-нибудь сесть. Ведь там есть посадочный прожектор, - решила я.
На аэродроме нас услышали и дали луч. На поверхности тумана появилось еле заметное светлое пятно.
- Ну, как говорится, господи благослови. Ныряем!
Самолет погрузился в молочно-белую массу. Такого плотного тумана мне никогда еще не приходилось встречать. Свет от прожектора не только не помогал, а, казалось, еще больше осложнял положение. Туман сделался белее, но видимости - никакой! Даже крыльев не видно: залепило все. В мучительном ожидании тянутся секунды... Земля, земля, куда же ты пропала? Будто и нет земного притяжения!.. Летим - не дышим. Вот под левым крылом промелькнуло пятно прожектора. Именно здесь, при правильном расчете, самолет должен коснуться колесами земли.
Но разве можно в тумане точно рассчитать заход? Идем с промазом. Сколько под нами высоты - метр, полтора, два? Тайна, покрытая туманом. Какими долгими бывают иногда секунды!
Ух, наконец-то достали землю! Как приятно чувствовать под собой почву! Но в следующее же мгновение мы увидели, что впереди из тумана на нас быстро надвигается что-то огромное, темное. Роща! Сердце екнуло от предчувствия неминуемой аварии: у самолета скорость еще большая, и едва ли удастся погасить ее за оставшиеся считанные метры. В отчаянии даю резко, до отказа, левую ногу, выключаю зажигание и жду, даже глаза закрыла, вся сжалась: сейчас мы завалимся на крыло или стукнемся о дерево...
Самолет, очертив крутой полукруг, остановился около раскидистого дерева, кончики веток которого коснулись крыла, как бы приветствуя наше возвращение из столь опасного полета. Из-под винта мотнулась в сторону какая-то тень.
Мы с Полиной выпрыгнули из кабин и в приступе распиравшей грудь радости стали отплясывать какой-то дикий танец. Возможно, мы были бы немного сдержаннее, если бы знали, что в эту минуту на нас с изумлением смотрит старый охранник из БАО, стороживший в ту ночь самолеты. Это он еле успел отскочить от вращающегося винта и теперь стоял поодаль, изумленно глядя на двух очумевших девчонок.
Наконец мы его заметили, подбежали, схватили за руки и закружились с ним вместе.
- Ой, девочки, пустите меня! - взмолился старичок. Заливаясь смехом, мы отпустили его, усадили на землю и в изнеможении плюхнулись рядом.
- Зачем так шибко бегать? Зачем так близко летать? - еле отдышавшись, произнес охранник.
Мы опять разразились смехом. Ну как растолковать ему, что мы сейчас избежали огромной, может быть, смертельной опасности? Как объяснить, что такое посадка в тумане? И какие подобрать слова, чтобы рассказать, как напрягается каждый нерв, когда самолет мчится навстречу своей гибели, а летчик почти бессилен предотвратить катастрофу?
- Полина, разъясни ему, зачем мы "близко летали", а я пойду доложу командиру полка, что у нас все в порядке. Она, наверное, волнуется сейчас. Я рассказала Бершанской, почему и как мы садились. Не умолчала и про то, как напугали охранника, : - А я тоже испугалась, когда вы пронеслись над прожектором и направились прямо на рощу, - призналась она. - Думала, что наломаете дров. Ну, теперь ты знаешь, что такое посадка в тумане? В другой раз будешь садиться точнее! - пошутила майор.
- Я бы хотела, чтобы "другого раза" у меня не было.
Четвертый год войны был на исходе. Мы многое повидали, многому научились, многое поняли. Даже, кажется, внешне заметно изменились - свежий воздух, физический труд, постоянная борьба с опасностями сделали свое дело.
Изменились и наши представления о войне. Раньше, в сорок первом, я мыслила примерно так: каждая пуля и бомба непременно летят в цель, каждый человек по ту сторону фронта - враг, а по эту - друг. Теперь на опыте убедилась, что и вражеские и наши пули не всегда достигают цели. Узнала, что враг может находиться здесь, по эту сторону фронта, а друзья есть и за линией фронта. Не все немцы - фашисты.
Но вот одна мысль еще больше утвердилась за эти годы, подкрепилась множеством наглядных примеров: война - это чудовищная жестокость. Борьба с фашизмом требует огромных усилий. Твои силы будут не лишними. Не жалей их, не жалей себя в такое время, чтобы потом не выглядеть жалким в глазах других.
Идут последние дни, может быть, последние часы воины...
В ночь с 4 на 5 мая полку было приказано бомбить скопление войск противника в районе Свинемюнде, на берегу Балтийского моря. Погода была неустойчивая, видимость плохая. "Муть", как говорили летчицы в таких случаях. До цели было добрых восемьдесят километров.
- Полина, - завожу я в воздухе разговор, - сегодня я подсчитала свои боевые вылеты - девятьсот шестьдесят. А у тебя сколько?
- На сотню меньше.
- Как ты думаешь, дотянем до тысячи?
- Ну, я-то определенно не дотяну, да и ты едва ли. Вдруг я уловила подозрительный шум в моторе. Вскоре прибавился еще и скрежет.
- Что с мотором? - не выдержав, спросила Полина.
- Я уже давно прислушиваюсь. Что-то случилось.
А до цели еще далеко... Нетрудно понять наше самочувствие в тот момент. Куда деваться, если сейчас откажет мотор? Под крыльями бомбы. Ночь. Садиться ночью с бомбами вне аэродрома - почти самоубийство. Сбросить бомбы на территорию, занятую нашими войсками, - преступление.
- Кажется, с таким скрипом мы не дотянем до цели, - вслух размышляет Полина.
- Да, придется возвращаться,
Разворачиваюсь, беру обратный курс. Мотор гремит, свистит, шипит... За эти долгие минуты, когда мы летели на тарахтящем, как разбитая телега, моторе, у нас прибавилось, наверное, немало седых волос.
Уже при подходе к аэродрому в моторе вдруг что-то хрястнуло, и он сразу умолк. Наступила тревожная тишина; Дотянем ли? Высота катастрофически падает: самолет тяжелый, с бомбами. Я включила огни АНО, штурман дала красную ракету: приближается опасность! Прямо с ходу идем на посадку. Лямки парашюта уже на всякий случай отстегнуты. Очки подняты на лоб. Только бы не плюхнуться перед аэродромом, где ямы и кустарники, Мобилизую все свое умение, "щупаю" землю глазами и колесами... Наконец, еле ощутимый толчок, и машина покаталась по посадочной полосе.
Как только самолет остановился, мы выскочили из кабин и подбежали к мотору. От пяти цилиндров осталось только три, из двух отверстий торчали поршни.
- Да... - протянула Поля, - ну и повезло же нам! Что было бы, если бы цилиндры отвалились на несколько минут раньше?
