Разумеется, китайские крестьяне, жившие в верховьях реки Юцзян, ужаснулись и «почти все… встали на сторону тухао и лешэнь»40. Их и без того-то с местными дичжу связывали тесные отношения, и не только национальные, но и кровнородственные (как и другие китайцы, все они жили патриархальными кланами), а тут вдруг такое! Да, в этих условиях провозглашать советскую власть в Босэ без подготовки было действительно рискованно. Тем более что большинство сельских жителей в округе являлись собственниками земли, а батраков, на которых коммунисты могли опереться, имелось довольно мало41.
И все же коммунисты рассчитывали, что им удастся, несмотря на эксцессы в Дунлане, увлечь бедных китайских крестьян простой идеей: «Грабь богатых!» Им казалось, что ханьские бедняки будут с радостью делить имущество и землю богачей, но они, увы, ошиблись. Внутриобщинные связи крестьян с «помещиками» оказались сильнее их классового сознания. И это несмотря на то что дичжу, большая часть которых была средними и мелкими, эксплуатировали их нещадно. Вот что Дэн докладывал в ЦК по поводу социального положения крестьян верховьев реки Юцзян: «Большинство земли сосредоточено в руках средних и мелких дичжу, поэтому крестьяне-собственники очень бедны и не в состоянии прокормить себя. Арендная плата за землю в этих местах составляет 60 процентов (40 — крестьянину-арендатору, 60 — дичжу). Арендаторы низведены до положения рабов, все они трудятся на своих хозяев поденно и не получают за это ничего»42.
Дэн считал подобный уровень эксплуатации достаточным для того, чтобы с помощью правильно поставленной пропаганды поднять бедняков на борьбу. А потому уже в ноябре, то есть до переворота, дал указание своим подчиненным «углублять аграрную революцию и отбирать имущество дичжу, тухао и лешэнь». Вместе с тем, чтобы успокоить ханьских крестьян, он издал указ, запрещавший «бесцельные поджоги и убийства», и заменил многообразные поборы единым прогрессивным налогом. Было принято также специальное постановление о защите имущества мелких торговцев. Что же касается крупных дельцов, то их он обложил высокой данью. Эти деньги вместе с опиумными суммами дали ему возможность купить лояльность солдат будущего 7-го корпуса: каждому из них выплатили по 20 юаней (тогда немалые деньги). В то же время Дэн направил распоряжение «старшему брату Ба» незамедлительно провозгласить в Дунлане советскую власть, а в газетах «Юцзян жибао» (ежедневная газета «Юцзян») и «Шибинчжи ю» («Друг солдата»), основанных в Босэ за пару недель до того, начал мощную и открытую коммунистическую пропаганду. 7 ноября он устроил в Босэ пышную манифестацию по случаю 12-й годовщины Октябрьской революции в России43.
Но все эти мероприятия оказали слабое влияние на настроения ханьских крестьян. «Лишь крайне малое их число включилось [в борьбу]», — признавал позже заместитель Дэна по фронтовому комитету Чэнь Хаожэнь44. То же самое писал и Дэн, подчеркивавший, что «с самого начала и до конца» крестьянские мятежи «организовывались исключительно Красной армией»45.
Крови и имущества богачей, хоть крупных, хоть самых мелких, требовали вместе с красноармейцами только городские и деревенские пауперы и люмпены, выбитые из жизни, не имевшие ни семей, ни пристанища и всегда готовые поучаствовать в грабеже. Они бродили из деревни в деревню, из города в город, голодные и оборванные, в поисках пропитания или сбивались в разбойничьи шайки, рыскавшие по дорогам. Именно эти люди и стали, помимо партизан Вэя, главными союзниками коммунистов. Прослышав про 20 юаней жалованья, они тут же начали записываться в коммунистические войска.
Так что нетрудно представить, что вскоре и в Босэ, и в близлежащих уездах так же, как в Дунлане, вспыхнула эпидемия грабежей и убийств. Пожар аграрной революции начал пожирать всех, кого бедняки и пауперы считали «зажиточными», то есть по существу любого более или менее имущего человека. Буржуазно-демократическая революция под напором обездоленных масс на глазах Дэна и его друзей перерастала в радикально-социалистическую!
Конечно, коммунисты, в том числе Дэн, не могли не относиться к этому со смешанным чувством. С одной стороны, в результате углубления революции их парторганизации на местах стали бурно расти под давлением активистов движения, страстно желавших вступить в компартию: за несколько месяцев численность партячеек увеличилась более чем в 10 раз!46 С другой стороны, заострение борьбы против всех имущих классов противоречило курсу VI съезда47.
Но времени исправить что-либо у Дэна уже не было. В середине ноября, выполняя приказ Политбюро приехать в Шанхай для личного доклада, он вместе с двумя товарищами выехал из Босэ. Все трое путешествовали под видом торговцев, бежавших из города. Дэн планировал заехать в Лунчжоу, чтобы передать Ли Минжую и Юй Цзоюю решение о преобразовании их войск в 8-й корпус Красной армии, но по дороге неожиданно встретил самого генерала Ли, направлявшегося как раз к нему в Босэ, чтобы сообщить о своем намерении атаковать Наньнин. Бравый генерал глубоко переживал поражение в войне с Чан Кайши и безрассудно хотел взять реванш. Выглядел он утомленным, бледным и исхудавшим. Поняв, что краткой беседой не обойдешься, Дэн повернул назад и вместе с Ли вернулся в Босэ. Здесь с помощью Чжан Юньи после долгих переговоров ему все же удалось убедить лихого вояку вернуться в Лунчжоу, чтобы заняться созданием 8-го корпуса и советов. От имени фронтового комитета Дэн даже предложил Ли должность главнокомандующего объединенными силами 7-го и 8-го корпусов. Тот согласился и с тем вскоре уехал. К тому же из Лунчжоу пришло сообщение о мятеже в его войсках, так что ему надо было наводить порядок48.
А Дэн остался в Босэ и только спустя две недели, получив от генерала Ли известие о разгроме мятежников, вновь двинулся в путь. В начале декабря он прибыл в Лунчжоу, где пробыл два дня: провел собрание ганьбу (кадровых партийных работников), на котором огласил решение ЦК о преобразовании 5-го отряда в 8-й корпус под командованием Юй Цзоюя и обсудил детали предстоявшего восстания, которое также требовало тщательной подготовки.
Наконец в январе 1930 года Дэн через Ханой и Гонконг прибыл в Шанхай. К тому времени в Босэ, как и было запланировано, произошло восстание, начавшееся 11 декабря. На митинге в присутствии более трех тысяч человек Чжан Юньи объявил о формировании 7-го корпуса Красной армии в составе трех колонн (примерно равных полкам) общей численностью в пять тысяч человек: в 1-ю вошли подразделения 4-го и сводного отрядов, во 2-ю — бедняцко-пауперские части из соседних с Босэ уездов, а в 3-ю — партизанские войска Вэй Бацюня. Сам Чжан, как и договаривались, встал во главе корпуса, а бывший заместитель Дэна по гуансийскому фронтовому комитету Чэнь Хаожэнь возглавил корпусной политотдел. Чэнь получил и еще один пост — секретаря вновь образованного фронтового комитета 7-го корпуса. Знакомый же нам Гун Чу стал начальником штаба49.
