На следующий день в местечке Пинма недалеко от Босэ на своем 1-м съезде крестьянские, рабочие и солдатские депутаты от одиннадцати уездов и пяти деревень избрали Советское правительство района верховьев реки Юцзян под председательством коммуниста Лэй Цзинтяня50. После чего объявили о конфискации всех земель «помещиков»-дичжу, а также имущества так называемых «контрреволюционеров». К последним — практически в обход решений VI съезда, но под давлением пауперов и люмпенов — они прежде всего причислили «богатых крестьян» (фунун)[24]. Позже и Дэн Сяопин, и Чэнь Хаожэнь признавали, что, не имея формального «партийного» права отбирать земли фунун, которых, правда, в верховьях реки Юцзян было немного, они специально ввели в обращение эвфемизм «контрреволюционеры»51. Конфискованная земля национализировалась и передавалась советам с последующим уравнительным распределением между безземельными и малоземельными сельскими жителями без права ее дальнейшей купли-продажи52. Социалистическая революция в Босэ продолжалась, с каждым днем радикализируясь.
Все более левацкой становилась и политика Политбюро, испытывавшего непрерывное давление со стороны Москвы и Дальневосточного бюро Исполкома Коминтерна в Шанхае. В ноябре 1929 года вожди Компартии Китая оказались наконец вынуждены опубликовать письмо Политсекретариата Исполкома Коминтерна по крестьянскому вопросу, так как глава Дальбюро Игнатий Рыльский все время требовал от них дать указание коммунистам на местах арестовать «всех феодалов, джентри [шэньши], помещиков, кулаков, генералов»53.
Но в начале декабря Рыльский вновь выразил недовольство руководству компартии, которое, по его словам, «очень часто отклоняется от большевистской линии». На этот раз он раскритиковал партийных вождей за то, что те давали якобы «неясные и неправильные» директивы гуансийскому комитету в отношении генерала Юй Цзобо и других «национал-реформаторов». С точки зрения Рыльского, с генералом Юем и ему подобными «милитаристами» не следовало вообще разговаривать. Иными словами, Дальбюро оценило работу Дэна по «единому фронту» в Гуанси как в целом ошибочную54. И хотя с этими обвинениями Политбюро, конечно, не согласилось[25], игнорировать их оно тоже не имело права. Тем более что обострение борьбы с «правыми» в ВКП(б) привело, естественно, к радикализации не только политики Коминтерна в аграрно-крестьянском вопросе в Китае, но и всей тактической линии Исполкома Коминтерна в национально-освободительном движении, о чем недвусмысленно дал понять проходивший в Москве в июле 1929 года 10-й пленум Исполкома Коминтерна. Резолюции этого форума, полученные в Шанхае в конце сентября, были буквально заострены против «правой опасности», якобы грозившей всем коммунистическим партиям. Пленум посчитал главной ошибкой «правых» то, что они отказывались видеть «симптомы нового революционного подъема» в мире.
«Правильность» установок пленума «подтвердилась» довольно скоро: в конце октября 1929 года рухнула Нью-Йоркская биржа, в результате чего капиталистический мир охватила Великая депрессия. В коммунистов всего мира она вселила новые надежды на неизбежный крах мирового капитализма. В середине декабря в Шанхае получили очередное письмо Политсекретариата Исполкома Коминтерна, составленное 26 октября, как раз тогда, когда мировой финансовый рынок начало лихорадить. В письме подчеркивалось, что Китай вступил «в полосу глубочайшего общенационального кризиса», а потому «главной опасностью внутри партии в настоящее время являются правые оппортунистические настроения»55.
Вот в такую атмосферу всеобщего полевения попал Дэн, едва приехав в Шанхай. Однако его доклад о работе вызвал в целом доброжелательную, хотя и не лишенную критических замечаний, дискуссию. В духе новой политики ЦК обратил его внимание только на то, что не следует питать иллюзий в отношении Ли Минжуя, так как он гоминьдановец и сторонник Ван Цзинвэя. Кроме того, от Дэна потребовали «обязательно занять решительную позицию в отношении фунун»56.
Дэн поспешил заверить, что коммунисты в Гуанси к фунун уже относятся как к «контрреволюционерам», потому что те сами «вступили на контрреволюционный путь», а что касается гоминьдановцев, то они с ними вообще всегда боролись. Вместе с тем он, правда, заметил: «Конечно, нам нехорошо лелеять какие-либо иллюзии в отношении Ли Минжуя, однако сейчас в Цзоцзяне у нас нет достаточно субъективных возможностей для его изгнания, а потому считаю необходимым временно использовать контакт с ним»57. Дэн даже предложил принять генерала Ли в члены компартии, заявив, что он сам и Юй Цзоюй дают ему рекомендации. (В протоколах обсуждения его доклада это предложение не нашло отражения, возможно, из-за тактических соображений, но ЦК его обсудил и принял, так что главнокомандующий Ли Минжуй с этого момента не мог более считаться «национал-реформатором»58.)
В завершение Центральный комитет дал указание командованию 7-го и 8-го корпусов превратить в центр «аграрной революции» в Гуанси Дунлань — то есть партизанскую базу «старшего брата Ба». При этом, правда, оговаривалось, что «бесцельные и беспорядочные поджоги и убийства следует прекратить», но «необходимые» — продолжить, так как, вообще говоря, «поджоги и убийства играют большую роль в уничтожении феодальных сил». Что же касается 8-го корпуса, то сразу после восстания его войскам следовало оставить Лунчжоу и, соединившись с корпусом Чжан Юньи, расширять Советский район на восток, к границе провинций Цзянси, Гуандун и Фуцзянь, где действовали войска Мао Цзэдуна и Чжу Дэ. (План объединения советских районов Гуанси с Советским районом Мао и Чжу предложил сам Дэн; этот проект активно поддерживало все остальное руководство Босэ59.) В заключение ЦК утвердил новый состав фронтового комитета 7-го корпуса в количестве семи человек и вместо Чэнь Хаожэня назначил секретарем Дэн Сяопина. Тогда же Дэн получил и новую, по сути высшую, должность в войсках 7-го корпуса: стал его политкомиссаром60.
Обо всем этом ЦК сообщил в гуандунский комитет в начале марта 1930 года, когда Дэн уже находился в Лунчжоу. Он прибыл туда 7 февраля, через шесть дней после того, как на митинге горожан Юй Цзоюй был объявлен командиром, а коммунисты Хэ Шичан и Ван Даньпин — начальниками политотдела и штаба 8-го корпуса Красной армии соответственно. В корпус вошли две колонны общей численностью около двух тысяч человек. Тогда же Ли Минжуй вступил в должность главкома 7-го и 8-го корпусов.
