Занимательными рассказами о чудесных явлениях природы Блаватская собирала вокруг себя большое количество поклонниц. Одной из них стала мадам Магнон из французской Канады, с ней Блаватская основательно подружилась.
Мадам Магнон предложила Блаватской переехать к ней и жить некоторое время вместе, по крайней мере, до тех пор, пока не закончатся денежные затруднения. Елена Петровна вдруг перестала получать деньги от отца. Все объяснило письмо от сводной сестры Лизы от 18 октября 1873 года. В письме содержалась скорбная весть о скоропостижной смерти их отца, П. А. Гана, и сообщалось, что он похоронен в городе Ставрополе. Лиза также уведомляла старшую сестру о наследстве и о незамедлительной высылке ей первых 1500 рублей с вычетом пяти банковских процентов.
С такими деньгами Елена Петровна уже могла выбрать себе жилище по вкусу, что она тотчас и сделала.
Время шло, а настоящего дела, ради которого Блаватская приехала в Соединенные Штаты, не появлялось. Полученные от Лизы деньги быстро кончились, однако в начале 1874 года пришла остальная часть причитающегося ей наследства. Это была более значительная сумма. Елена Петровна переселилась в дорогую гостиницу, она любила пошиковать, пожить на широкую ногу, когда представлялся случай.
В начале 1874 года Е. П. Блаватская познакомилась с Ганной Вольф, журналисткой из нью-йоркской газеты «Стар». Ганну Вольф заинтересовали соображения Елены Петровны по поводу роли женщин в американской периодической печати. Спустя некоторое время они встретились на съезде феминисток. Блаватская зачастила к Ганне Вольф в гости, потом перешла к долгим рассказам о собственной жизни и закончила тем, что перезнакомилась со всеми ее друзьями. Их отношения ухудшились после того, как Блаватская представила на редактуру якобы свою сатиру на американские нравы. Оказалось, что Елена Петровна переписала заново на плохой английский язык Салтыкова-Щедрина или Тургенева (мнения исследователей насчет авторства расходятся), внеся в текст лишь незначительные изменения, а именно переименовав Россию в Соединенные Штаты, а царя — в президента. Естественно, литературный дебют Блаватской как англоязычной писательницы тогда не состоялся. Литературную известность на Западе она приобрела после выхода в свет в 1877 году «Разоблаченной Изиды», которая с того времени неоднократно переиздавалась, и ее общий тираж составил полмиллиона экземпляров.
Е. П. Блаватская вошла во вкус литературной работы и задумала дописать неоконченный роман Чарлза Диккенса «Эдвин Друд», обратившись, как она объявила, к духу умершего писателя.
Помимо журналистов Блаватская познакомилась с «ясновидящим» Эндрю Джексоном Дэвисом, сочинения которого она начала переводить на русский язык, и по этому поводу списалась с известным издателем оккультных сочинений в России Александром Аксаковым, предложила ему напечатать книгу американца.
Дэвис широко прославился удивительным врачебным даром. Он проникал взглядом внутрь человека и по состоянию внутренних органов диагностировал его болезни. «Ясновидящий» уверял, что кожа пациента для него прозрачная, как стекло. Дэвис впадал в транс и мог часами беседовать с душами давно умерших людей.
Он предвидел многие позднейшие открытия, например, описал в общих чертах автомобиль, аэроплан и пишущую машинку. Один лишь Жюль Верн превзошел его по количеству предугадываемых чудес науки будущего. Дэвис был человеком малообразованным. Он проучился в школе не больше пяти месяцев. Между тем отсутствие школьного образования не помешало ему «наговорить» двадцатишеститомный труд «Гармоническая философия».
Из этой энциклопедии «ясновидения» Блаватская почерпнула многие идеи для «Тайной Доктрины» — главного труда своей жизни, особенно представления о происхождении и эволюции звездных миров. Дэвис долгое время опекал ее, оказывал денежную помощь.
Однако не Эндрю Джексону Дэвису, а полковнику Генри Стилу Олкотту было уготовано судьбой стать ближайшим сподвижником Елены Петровны в создании теософической империи. Полковник Олкотт был из англосаксонской семьи первых поселенцев. Он принимал участие в Гражданской войне на стороне северян, состоял председателем комиссии по расследованию убийства президента Линкольна. Его так же, как Е. П. Блаватскую, интересовали феноменальные природные явления.
Через восемнадцать лет полковник Олкотт так описывал обстоятельства своего знакомства с Е. П. Блаватской:
…Особые обстоятельства свели нас вместе. В один прекрасный день июля месяца 1874 года я сидел в своей адвокатской конторе и обдумывав одно очень важное дело, которое получил от Нью-Йоркского муниципалитета, как вдруг мне пришла в голову мысль, что вот уже годы я не обращаю внимания на спиритуалистическое движение… Я вышел на улицу и на углу купил номер журнала «Бэннер офф лайт». В нем я прочел о совершенно невероятных феноменах, происходящих на какой-то ферме в районе Читтендена, штат Вермонт. Я сразу решил, что если все это правда, то мы здесь встретились с важнейшим явлением современной науки, и что мне надо поехать туда и во всем убедиться самому. Так я и сделал. Все оказалось так, как было описано в журнале.
Я там провел три или четыре дня и вернулся в Нью-Йорк. О своих наблюдениях я написал в газете «Нью-Йорк сан»… Потом редактор «Нью-Йорк дейли график» поручил мне снова поехать в Читтенден и взять с собой какого-нибудь художника, который мог бы по моим указаниям рисовать происходящие явления… 17 сентября я вернулся на ферму Эдди… Я поселился в этом таинственном доме и в течение 12 недель ежедневно переживал сверхъестественные вещи… Дважды в неделю газета «Нью-Йорк дейли график» печатала мои письма про «духов Эдди», иллюстрированные художником Капесом. Эти письма обратили на себя внимание госпожи Блаватской и привели к тому, что она поехала в Читтенден. Это и свело нас вместе…
На ферме обычно обедали в 12 часов. Она появлялась в столовой с какой-то французской дамой (с мадам Магнон. — А. С.), и, когда мы вошли, они уже сидели за столом. И прежде всего мне бросилась в глаза ярко-красная гарибальдийская рубаха на первой даме, которая так контрастно выглядела по сравнению с окружающим ее тусклым фоном. Ее волосы были тогда пышные, светлые, шелковистые, вьющиеся, едва доходили до плеч и напоминали тонкое руно. Они и ярко-красная рубаха привлекли мое внимание, прежде чем я смог рассмотреть ее черты подробнее. У нее было массивное калмыцкое лицо, сила, образованность и выразительность его контрастировали с заурядными образами, так же как ее красное одеяние среди серых и бледных тонов стен, мебели и безликой одежды остальных гостей.
