«В работе чувствовался большой подъем, который подогревал сам Яковлев, ежедневно обходивший чуть ли не все рабочие места. Его меткие замечания и острые вопросы вносили целеустремленность в конструирование машины. Беда, если спрашиваемый оказывался некомпетентным. На него сыпался град дополнительных вопросов до тех пор, пока не становилась ясна объективная реальность…
Если не считать некоторой грубости, АэС своей энергией и непреклонной волей, повседневной требовательностью и интересом к делу, практичностью и оперативным решением возникавших вопросов действительно завоевал у своих сотрудников огромный авторитет. Во время его ежедневных обходов каждый человек мог набраться смелости и обратиться к нему с любым вопросом, включая личные. Если АэС с ходу сам не мог решить какой-то вопрос, он тут же вызывал на место того или иного человека, от которого зависело решение дела. Вопрос решался немедленно и исчерпывающе…
Яковлев сам многословия не любил и не терпел его у других. Обрывал болтовню, не подкрепленную фактами. Сам всегда оперировал только неоспоримыми, неопровержимыми фактами, зачастую незначительными».
Говоря о сподвижниках Яковлева, мы всегда вспоминаем его ближайших соратников – Кирилла Виганта, Льва Шехтера, Евгения Адлера, Константина Синельщикова и других – и это, конечно, правильно. Но не хотелось бы, чтобы у читателя сложилось впечатление, что вся жизнь творцов самолетов, Яковлева в том числе, была лишь борьбой идей, хождение в неизвестное. Жизнь в Советском Союзе в 30-х годах была очень непростой, страна жила в состоянии постоянного дефицита, и применительно к авиационной промышленности самым жестоким дефицитом были кадры. В основном в крестьянской (или скажем так: в недавнем прошлом крестьянской) стране квалифицированных рабочих было крайне мало. Бурный рост промышленности (помимо авиационных заводов строились ведь и танковые, судостроительные, металлургические и др. заводы) предприятиям требовались тысячи, десятки тысяч слесарей, токарей, клепальщиков, револьверщиков, плавильщиков, людей сотен других специальностей, и найти их было очень трудно. Точнее, найти просто мало-мальски грамотных людей, желающих работать на заводе, которых можно было бы научить хотя бы азам промышленной дисциплины, навыкам работать с металлом. Поток сельской молодежи, хлынувшей в города после коллективизации, проведенной авральным путем, был велик, еще больше он увеличился после страшного голода 1933 года, но вчерашние селяне плохо приспосабливались к жестким нормам заводской жизни. Так, по данным М. Мухина («Авиапромышленность СССР в 1921–1941 годах», М., 2006), например, на Московском моторном заводе № 45 «в 1939 году при персонале в 1500 работников только за 11 месяцев уволилось и было принято «со стороны» более 100 человек». Пример 45-го завода отнюдь не исключение, а типичное явление того времени. Скорее всего примерно так же обстояли дела и на заводе у А.С. Яковлева – других-то кадров не было! – и когда мы будем говорить о странных летных происшествиях, об авариях и катастрофах, кадровый фактор надо будет иметь в виду.
Не способствовал укреплению дисциплины, стабилизации коллективов и психоз поисков врагов народа, царивший в стране повсеместно, и который, разумеется, не обошел и авиапромышленность. По данным все того же М. Мухина, в 1937 году на заводе № 24 было
«вскрыто и ликвидировано 5 шпионских, террористических и диверсионных вредительских групп с общим числом 50 человек, из них:
1. Антисоветская право-центристская группа в составе бывшего директора завода Марьямова и технического директора Колосова.
2. Шпионско-диверсионная группа японской разведки в составе 9 человек.
3. Шпионско-диверсионная группа германской разведки в составе 13 человек.
4. Шпионско-диверсионная группа французской разведки в составе 4 человек.
5. Террористическая и шпионско-диверсионная группа латвийской разведки в составе 15 человек во главе с бывшим заместителем директора завода Гельманом».
Примеров такого рода можно привести множество, но на заводе Яковлева молодой руководитель старался минимизировать вред от усердия сочинителей этих групп, и это ему по большей части удавалось.
Усилиями А.С. Яковлева от Моссовета было получено разрешение на снос ветхих строений на заводе и реконструкцию старых. В 1936 году для конструкторского бюро было построено специальное здание, обставленное и оборудованное с таким вкусом и столь удобное для работы, что сюда приезжали для ознакомления с научной организацией труда специалисты из других ОКБ.
Рядом с конструкторским бюро (в том же корпусе) были производственные мастерские. В 1937–1938 гг. был построен еще один производственный корпус площадью 2000 кв. м, на следующий год над производственными мастерскими был надстроен еще один этаж, и всему этому делу А.С. Яковлев уделял самое пристальное внимание – он был убежден: в грязи, неряшливости, в серых стенах нельзя создать красивый самолет. Яковлев любил это словосочетание: «красивый самолет».
И, конечно, повседневной заботой была технологическая культура. Чего стоил, например, приказ Глававиапрома, выпущенный в 1932 году, который разрешал заводам вносить коррективы в конструкцию самолетов и выпускать продукцию, «как заводу удобнее». Можно представить, что это было такое! Педант Яковлев выходил из себя в бесплодных ссорах с директорами заводов, и во многом благодаря его усилиям (это когда Александр Сергеевич стал заместителем наркома) в октябре 1940 года был выпущен приказ по Наркомату авиапромышленности № 518, категорически запрещавший вносить изменения в серийные чертежи и изменять технологические операции без разрешения главного конструктора и начальника главка.
Но это будет позже, а пока Яковлев наводит порядок на своем опытном заводе.
Для Александра Сергеевича Яковлева его завод, его КБ были не просто объектом приложения сил, местом реализации своих возможностей, они были продолжением его самого, недаром он в конце жизни здесь, на заводе устроит свою квартиру и будет жить, вдыхая воздух родного предприятия, которое он воздвиг на месте какой-то кроватной мастерской.
Но это будет потом, а пока истребитель И-26 (еще пока не Як-1, но прямой его предок) перекочевывает с чертежных досок в цеха опытного завода. Истребитель. Мечта…
Эти слова: «Истребитель, мечта» произносили в те дни во многих ОКБ Москвы, Горького, Ленинграда, Харькова, Новосибирска. В двенадцати творческих коллективах шла напряженная работа над воплощением заказа товарища Сталина: дать стране современный, скоростной, хорошо вооруженный истребитель. Все верили, что участвуют в конкурсе.
