Лютров подумывал захватить с собою Карауша да убираться домой, когда к нему повернулся Гай.
- Слава зовет.
Лютров вопросительно поглядел на героя вечера. Чернорай указывал ему на место рядом с собой.
- Садись, Леша. Только не поздравляй, я уже ничего не чувствую.
- Все равно именинник, никуда не денешься.
Крупное лицо Чернорая принадлежало к тем мужским лицам, что с годами не покрываются морщинами, не вянут, а становятся мосластыми - грубеет и все более проступает сквозь кожу костяк черепа.
- Погоди. Чего я тебе хотел сказать?.. Вот, черт, забыл!
- Вспомнишь. Что такой невеселый?
- Шут его знает, не по себе что-то... А тут еще Гай душу разбередил.
- Брось. И после нас кто-то будет здесь летать.
- Все так... Но Димову больше подошла бы громкая работа. Он на пять лет моложе меня, и потом, это такой парень был... Честный, чистый, умница... Его отец, болгарин из Молдавии, бывал у нас в части по праздникам, все покручивал усы, на сына любовался. Хороший такой дядька, на моего батю похож, тоже крестьянин. Станешь ему говорить, чтоб не забыл приехать на следующий праздник, а он смеется и отрицательно качает головой. Так у них, у болгар, заведено; качает из стороны в сторону головой, значит "да", а сверху вниз - "нет"... Не дожил старик до января. Может, это и лучше. А тут еще Жоркина девушка...
Чернорай рассеянно крутил рюмку, отливающую цветами нефтяного пятна на воде.
Столы опустели. Торопясь покончить со сверхурочной работой, официантки убирали посуду. Часы над пустующим столом Главного показывали без малого девять.
Неожиданно возле них выросла растрепанная фигура ведущего инженера Иосафа Углина. Он стоял в перекошенных очках на блестевшем носу, серый пиджак был расстегнут. Углин держал перед собой до половины налитую рюмку коньяка и старался быть торжественным.
- Вячеслав Ильич... и Алексей Сергеевич! Я хочу поздравить Вячеслава Ильича с... посадкой! Небывалой и нежной для такой машины. Да. Не думайте, что я. пьян. Я намеревался сказать об этом раньше, но не решился... Перегрузка на шасси во время касания земли равнялась... Как вы думаете? Ноль пятнадцати сотым!.. Можете записать это... для биографии.
- Спасибо, мне очень приятно.
- Чернорай добродушно усмехнулся.
Ведущий тряхнул головой и отошел.
- Проси его на "девятку", - сказал Чернорай, - это стоящий парень...
- Да, я знаю.
Они помолчали.
- Леша, понимаешь, какая штука, - не очень уверенно начал Чернорай,- я должен съездить к Жоркиной девушке, да одному неловко как-то. Ты должен помнить ее, меня с ней на похоронах видел... Ждала ребенка, ну, а потом... Недавно привез из больницы, девка чуть дуба но дала. Ты человек свободный и не пьешь, как погляжу, составь компанию, а?.. Вот спасибо, Костя... Забирай одессита, по пути завезем, я на машине. Ты тоже?.. Слушай, оставь свою на территории, ну что мы цугом поедем... Вот и добро.
Костя дурачился, задавшись целью разыграть Чернорая. Сидя на заднем сиденье, он просовывал голову между Лютровым и Чернораем и выговаривался от души.
- Слышь, Леша, завтра об нем в газетах настрочат, которые в домино играть не умеют... Такой-сякой, родился, постился, учился. И вообще воздерживался. Накопил и машину купил.
- Костя, ты когда-нибудь замолчишь?
- Знаем мы вас, героев нашего времени, верно, Леша? Одни интервью давать будете этим, которые инженеры. "Мое мнение такое: физкультура способствует, а витамины натощак - пользительно!"
- Леша, ослобони! - взмолился Чернорай, глядя на Лютрова.
- Потерпи, скоро довезем.
Но Костя и сам вскоре поутих, заговорил про Азорские острова, а когда остановились возле его дома в пригороде, расчувствовался, долго обнимал Чернорая, а заодно и Лютрова.
Теперь в черте города Чернорай вел машину так, как ездят автомобильные воры. Послушно плелся за перепачканным бетоном самосвалом с надписью "Не уверен, не обгоняй", загодя притормаживал у знака "Стоп". Стрелка спидометра не продвигалась дальше отметки "50", даже когда впереди просматривалась свободная даль дороги.
- Не дай бог, остановят, - сокрушался он, - оставят без прав.
- Отдадут. Прочитают завтрашние газеты, и отделаешься отеческим назиданием. Известность, брат, не шутка...
- И ты, Брут?... Известность... Пошумят неделю и забудут. Кто, кроме нашего брата, помнит первых летчиков "Максима Горького", "Летающего крыла"?.. Ты не поверить: меня сегодня больше всего радовало, что Боровский - веселый... Будто не я, а он слетал... Я так чувствую себя неловко перед ребятами: ведь распишут, будто и в самом деле сотворил невесть что...
- Не боись, не переоценят. Воздадут должное. Чернорай замолчал, выбираясь из тесноты перекрестка, улица была запружена машинами, и надо было быть внимательным.
- Здесь, - Чернорай остановил машину, и они вы шли. - Тихо как, а? Будто и не город. У меня в багажнике припасено кое-что, помоги-ка!
Он нагрузил Лютрова тяжелыми пакетами, сунул под плащ, в карманы брюк две бутылки, запер "Волгу" и огляделся.
- Видишь бетонное крыльцо-модерн, через два дома? Туда.
В прихожей пятиэтажного, гостиничного вида здания их встретила пожилая женщина в длинном халате с мотком розовой шерсти в руках.
- Эт куда вы? Кто такие?
- К Любе Мусиченковой. Ее комната на втором этаже.
- Этаж знаете, а порядку не знаете? Время сколько? То-то что одиннадцатый. Если в бабье общежитие будут шастать по ночам, это не общежитие будет, усекли?..
- Вы уж извините, что не вовремя. Мы родственники, - напропалую врал Чернорай.- Прямо с вокзала, проездом, времени в обрез. Люба-то больна, знаете, наверно?
Что-то в их облике возымело-таки действие: по-слоновьи качнувшись, женщина отступила.
- Идите. Да чтоб к одиннадцати и духу не было. Усекли?
- Усекли, - отозвался Чернорай.
- Глядите! Чего в свертках-то?
- Всего помаленьку, фрукты, пирожные.
- Винища нет?
- Упаси бог! - заверил ее Чернорай и протянул коробку конфет.
- Это вам, за понимание и душевность, к чаю...
- Ты Любаше отнеси, родственничек, - сторожиха нахмурилась. - Она после больницы ой как плоха!
Они поднялись на второй этаж, прошли по плохо освещенному коридору и остановились перед дверью с цифрой 22 на голубом квадратике. Чернорай негромко и, как показалось Лютрову, опасливо постучал.
За дверью послышался шорох
- Кто там?
- Прошу прощения, Любочка. К вам можно? Дверь отворилась. Придерживая полу халата, перед ними стояла невысокая худощавая женщина с рассыпающимся узлом волос на затылке. Лицо не просматривалось, комнату освещала настольная лампа на столе у нее за спиной.
- Вячеслав Ильич!
- Добрый вечер! Не разбудили?
- Что вы! - испугалась она. - Заходите. А вы - Лютров? Я вас сразу узнала, вы самый большой из летчиков, и Жора мне о вас говорил... Вот вам стулья, а я вот тут устроюсь... У вас вино? Почему?
