дороги мое политическое прошлое?» Луначарский посоветовался с ЦК, после чего по-дружески рекомендовал Ивану Михайловичу покаяться, что Майский и сделал, написав в «Правду». В феврале 1921 года его приняли в партию большевиков и утвердили председателем Сибирской общеплановой комиссии. А в 1922 году Литвинов поставил его заведовать отделом печати Наркомата иностранных дел. В мае 1925 года отправил Майского в Лондон советником полномочного представительства по делам печати. Летом 1927 года Англия разорвала отношения с Советским Союзом, дипломатам пришлось вернуться домой. Майский два года служил советником в полпредстве в Японии, еще три года — полпредом в Финляндии.
В октябре 1932 года он вновь прибыл в Лондон уже в роли полпреда и оставался на этом посту больше 10 лет. Его высоко ценили в Москве. В 1941 году Эрнст Генри поздравил Ивана Михайловича с тем, что Сталин сделал его кандидатом в члены ЦК партии — это укрепило его аппаратные позиции.
Все эти годы Майского именовали полпредом — должность дипломатического представителя РСФСР была установлена декретом Совета народных комиссаров 4 июня 1918 года. Указом президиума Верховного совета СССР от 9 мая 1941 года был введен ранг чрезвычайного и полномочного посла. Теперь к Майскому обращались так же, как и ко всем другим послам, аккредитованным в Лондоне.
Иван Михайлович Майский, свободный от догматизма и уверенный в себе, позволял себе больше других советских дипломатов, но и он вынужден был держаться крайне осторожно. Известный американский журналист Гаррисон Солсбери вспоминал: «Я понял, что довольно часто отказ посла Майского комментировать что-либо сам по себе был комментарием. Это было похоже на то, что я позднее узнал в Москве: важно не то, что пишет „Правда“, а то, о чем она не пишет».
Англия находилась в состоянии войны с Германией, Лондон бомбили, и Майский в подробном письме председателю президиума Верховного совета СССР Михаилу Иванович Калинину жаловался на трудности лондонской жизни:
«Мы живем здесь, в Англии, почти на положении осажденной крепости. Всякие нормальные связи с СССР порваны. Полгода не было дипломатической почты… Московские газеты получаем нерегулярно через два месяца после их отправки… По существу, остается один телеграф…
Наша советская колония, в которой насчитывается около 150 человек с женами и детьми, пока не имеет жертв. Большая часть семей эвакуирована в сравнительно безопасные сельские местности на расстоянии 150–160 километров от Лондона. Те, кто остался в Лондоне, группируются около двух построенных полпредством еще прошлой зимой убежищ: при полпредстве и при совшколе…
Днем стараемся работать нормально — и в общем это удается. Вечерами спускаемся в подвальное помещение полпредства и, если атака не очень сильна, продолжаем работать там. Если же налет слишком интенсивен, идем в убежище, где, помимо большого общего помещения, имеются еще четыре маленькие подземные комнатки для работы. Спим в убежище — одетые или полуодетые. С рассветом, когда сирены дают сигнал „все хорошо!“, переходим к себе домой и досыпаем остальную часть ночи уже, раздевшись, в своих постелях».
Англия объявила войну Германии в сентябре 1939 года, но небо над Лондоном еще некоторое время оставалось мирным. И лондонцы с трудом привыкали к реалиям военного времени. Эрнст Генри с интересом выслушал монолог одного пожилого джентльмена, потрясенного тем, что в его клубе впервые ни от кого не потребовали прийти на ужин в смокинге.
— Телеграммы не доходят, — жаловался он. — Телефоны не отвечают, такси невозможно поймать! Надеюсь, что когда начнется настоящая война, жизнь нормализуется.
Друзья рассказывали Эрнсту Генри, что в тот вечер, когда немецкие бомбардировщики впервые появились над Лондоном, в одном из самых известных аристократических домов, где собралось избранное общество, к ужину подали шампанское.
— Надо же отметить начало настоящей войны, — объяснила хозяйка дома.
В лондонских ресторанах сократился ассортимент пирожных и сыров. Эрнст Генри от этого не страдал, но слышал, как владелец модного заведения сетовал: посетители заказывают черной икры в двадцать раз меньше, чем раньше, а в дни, когда объявляется воздушная тревога, вообще предпочитают отсиживаться дома.
В определенном смысле стойкость англичан вызывала уважение.
На каком-то приеме Эрнст Генри услышал такой рассказ. Один из проголодавшихся лондонцев вспоминал, что ужинал практически в полном одиночестве. Заказал фуа-гра (паштет из гусиной печенки), филе морского языка и хорошо зажаренного голубя. Полицейские предупреждали, что все домашние голуби должны быть уничтожены. Это как-то связано с угрозой немецкого десанта. Голуби пошли на начинку для пирогов… Сдобрил ужин бутылкой белого вина и бокалом старого арманьяка. Но во время ужина бомба упала на другой стороне улицы, все заволокло дымом. Пришлось уйти, не закончив трапезы! Он не смог поймать такси, шел домой пешком и на все лады клял войну…
Великобритании пришлось перейти к рационированию продовольствия. Ввели карточки. Эрнст Генри по этому поводу не горевал. Карточки отоваривались полностью, и еды хватало. Бекона полагалось 2 фунта в неделю, масла — 4 фунта (в Англии фунт — это примерно 450 граммов). Но друзья из семей с низкими доходами жаловались ему на рост цен: им не хватало денег, чтобы отоварить карточки.
От Фредерика Маркиза 1-го барона Вултона, назначенного в апреле 1940 года министром продовольствия, Генри услышал огорчительную для многих лондонцев новость: до конца войны бананов не предвидится. Впрочем, люди сведущие рассказывали, что в некоторых закрытых клубах бананы все равно можно получить. Без бананов Генри легко обходился. Сожалел, что исчезли продавцы мороженого, — мобильные холодильники передали медикам для транспортировки запасов крови.
Вдруг из магазинов пропал лук. Потом появился, но очень дорогой. Министр продовольствия получил одну луковицу в подарок вместе с язвительным письмом: «Заплатив за эту луковицу такие безумные деньги, я не решилась использовать ее для готовки, а посылаю ее Вам. Надеюсь, эта луковица заставит Вас плакать так же, как она заставила плакать меня».
Правительство было озабочено обвинениями в неравенстве. Министерство продовольствия призвало владельцев ресторанов подавать дешевые блюда. В Лондоне наладили систему дешевых обедов. Эрнст Генри убедился в том, что большая порция жареной баранины с морковью и картофелем и рисовый пудинг стоят буквально копейки.
В Англии ввели карточки и на промышленные товары. В Лондоне вдруг возникла проблема с сигаретами. Говорили, что причина в женщинах, которые закурили во время войны. Некоторые продавцы даже отказывались продавать сигареты женщинам, чтобы не обделять мужчин. В военные годы британские женщины старались ни в чем не уступать мужчинам. Им не хотели давать работу. Они добивались своего с большим трудом.
