— Пора, кажется, запомнить: вы не имеете права ослаблять внимание с той секунды, как сядете в самолет, и до того, как из него не вылезете! Самолет не терпит небрежного отношения к себе, ротозейства. А «И-16» в особенности… Да ведь вы чуть самолет не сломали!
Товарищи поглядывают то на Тачкина, то на меня. Знаю, как им за меня неловко, и чувство вины растет. Так бы, кажется, и убежал куда глаза глядят!
Долго я не мог успокоиться, не мог простить себе ошибки. И с той поры я с неослабным вниманием слежу за своими действиями до последней секунды пробега.
После полетов по кругу мы приступили к выполнению фигур пилотажа в зоне на боевом самолете. Вот когда мы поняли, как необходима быстрота действий; вот когда мы по-настоящему испытали, что такое перегрузки и как нужны физическая выносливость и закалка.
Техника пилотирования нужна для маневра, для того, чтобы навести на противника оружие. Решающий момент в воздушном бою — открытие огня. И от умения летчика метко поражать цель зависит исход боя. Но прежде чем приступить к стрельбе в воздухе, необходимо пройти тренировку на земле.
— Если отстаешь в технике пилотирования — не сможешь навести самолет на врага, — часто говорил Тачкин. — Если отстаешь в технике прицеливания — не поразишь врага. В этом тесная взаимосвязь.
Выходим на небольшой учебный полигон. Впервые выполняем упражнения по стрельбе из пулеметов. Я почти уверен, что уложил в щит все пули — ведь глазомер у меня неплохой. Дежурный сообщает результаты. Оказывается, я промазал. Я разочарован и пристыжен: в цель не попадаю. Какой же из меня выйдет истребитель!
Стою, опустив голову. Слышу голос Тачкина:
— Не все курсанты сегодня стреляли хорошо. Но унывать нечего. Кожедуб, это к вам относится!
Подтягиваюсь. Поднимаю голову и встречаюсь взглядом с инструктором. Добродушно посмотрев на меня, он продолжает серьезным тоном:
— Когда Валерий Павлович Чкалов стал служить в воинской части, он уже блестяще пилотировал. Но вначале Чкалов стрелял неважно. Он откровенно и прямо сказал об этом командиру части и начал упорно тренироваться. Валерий Павлович достиг замечательных результатов: вышел на первое место по всем видам стрельбы. Упорной и постоянной тренировкой можно всего достичь.
И я стал упорно тренироваться и добился хороших показателей стрельбы. Для меня это было очень важно: день выпуска приближался и, конечно, каждому курсанту хотелось получить хорошие отметки по стрельбе, чтобы в строевой части не уронить честь училища.
Мы только и говорили о том, в какой полк нас пошлют — к западной ли границе, на восток ли. И чем сложнее становилась международная обстановка, тем больше мы старались отлично овладеть боевой техникой и оружием, готовили себя себя физически и морально. Чувство ответственности росло от одного сознания, что мы в рядах Красной Армии, что скоро с воздуха будем охранять наши границы.
Подошла осень 1940 года. Начались заморозки.
И вот как-то в ясное холодное утро на старте появился помощник начальника школы по летной подготовке майор Шатилин.
Нас собрал Тачкин и приказал сделать по два полета на «И-16». При этом добавил:
— Строго выдерживайте направление при посадке. Смотрите, чтобы самолет не развернулся: учтите, сегодня гололедица. Не ослабляйте внимания до конца пробега. Полагаю, что за вашими полетами будет наблюдать майор Шатилин.
Мы и сами догадались об этом, но после слов инструктора все насторожились: ясно, майор будет контролировать наши тренировочные полеты. С опаской поглядывали на его улыбающееся лицо: знали, глаз у него наметанный — непременно заметит, если курсант хоть незначительно нарушит наставление по производству полетов. Недаром ребята сложили песню, которая начиналась так:
С майором Шаталиным ты полетишь,
Быть может, последних два круга…
Подошла моя очередь. Я выполнил два полета. Сел точно у «Т» на три точки. Когда вылез из самолета, меня подозвал инструктор:
— Ступайте к майору, доложите.
Неужели я допустил какое-нибудь нарушение? Да как будто нет — все выполнял точно, по правилам. Когда я, став навытяжку, доложил майору, он сказал кратко:
— Остаетесь в училище инструктором. Поздравляю вас!
Оказывается, это и был экзамен.
На инструкторской работе оставлено еще несколько бывших курсантов. Среди них и мои старые товарищи — Коломиец, Лысенко, Панченко, Усменцев. Какой неожиданный поворот в нашей жизни! На груди у нас значки истребителя, мы так мечтали о службе в строевой части — и вдруг такое разочарование! Конечно, мы понимали, что инструкторская работа нужна, ответственна, даже почетна. Но сможем ли мы учить? Ведь сами-то еще птенцы желторотые!
Провожаем в часть товарищей. Среди них Иванов и Петраков.
Нелегко расставаться с друзьями.
Меня направляют на аэродром, в эскадрилью, где курсанты учатся на «И-15». Я же летаю на «И-16». Подаю рапорт о переводе в другую эскадрилью — в Малиновку, куда направлены Коломиец, Панченко, Усменцев. Несколько дней ожидания — и наконец приказ о моем переводе в Малиновку.
Радостная встреча с товарищами. Разговорам нет конца. Мне рассказывают, что командир эскадрильи летает хорошо, но работать в его подчинении нелегко. Он бывает резок, крут, за малейшее нарушение воинской дисциплины строго наказывает. За разъяснениями к нему не обратишься. А в нашей работе ведь еще много неясного для нас самих.
Вечером мы собрались поделиться наблюдениями, посоветоваться друг с другом.
Перед нами нелегкая задача — в короткий срок научить курсантов сложному искусству пилотажа на истребителе. Мы должны оценить способности каждого курсанта, к каждому найти подход. Для этого надо узнать его характер, узнать его настроения и нужды, даже быть в курсе его домашних дел. И необходимо расположить его к себе, тогда он раскроет всю свою душу, скажет об ошибках в полете. Ведь последствия небольшой ошибки бывают иногда непоправимы. Но нужно быть взыскательным и требовательным. Особенно в авиации, где недисциплинированность может привести к тяжелому летному происшествию. А главное, мы должны привить курсантам любовь к летной профессии, к сложному искусству пилотажа на истребителе, научить метко поражать воздушную цель — словом, сделать их настоящими летчиками-истребителями.
У меня в группе одиннадцать курсантов. Они ловят каждое мое слово, приглядываются к каждому действию в самолете. Относятся к занятиям серьезно, занимаются прилежно.
