Это был благородный жест со стороны Карла XII, пишут шведские историки, забывая при этом упомянуть, как король нарушил данное слово и вопреки своему обещанию задержал в плену большую группу старших офицеров, лишив их оружия. А «благородство» шведского короля в значительной степени диктовалось объективными условиями, потому что шведская армия, уступавшая побежденной по численности, понесла чувствительные потери. К тому же войска устали, измокли и замерзли, и дисциплина в некоторых частях стала падать, К примеру, финские пехотинцы, обнаружив в русском лагере запасы спиртного, напились на голодный желудок так, что поголовно вышли из строя. Конечно, замечают шведские историки, будь на месте Карла натура менее великодушная, она нашла бы другой выход обезвреживания многочисленных солдат Вейде, например, держать всех в плену, по праву победителя не обращая внимания на отсутствие реальных возможностей для их прокормления, или приколоть всех штыками, как поступит Реншёльд с русскими 4500 пленными под Фрауштадтом (Вшов). В истории таких примеров много, в том числе и в новейшей. Так что вероломство короля тоже объяснилось бы вполне просто: русские «варвары» не заслуживали того, чтобы с ними обращались по-рыцарски.
На сей раз Карл XII проявил некоторое великодушие. Жестокосердие войны еще не достигло своих пределов. Позже и король, и сами шведы подобное снисхождение к врагу проявлять не станут. То, что многие из отпущенных не добрались до Новгорода и умерли по пути, шведов, естественно, уже не касалось — это было дело царя Петра.
Потери русской армии были огромные. Лишь в бою, по шведским оценкам, погибло около восьми тысяч человек. Если добавить сюда тысячу утонувших всадников Шереметева и скончавшихся по пути в Новгород от ран, холода и голода, то цифра может значительно возрасти. В плен к шведам попали 18 генералов и большое количество полковников, 145 орудий, 151 знамя и 20 штандартов, а также весь запас провианта и амуниции плюс полевая военная касса царя Петра. Среди пленных оказался грузинский царевич Александр, наследник грузинского престола. Его отец в 1688 году был изгнан из Грузии и нашел приют в России. Он отдал своего сына Петру, и девятнадцатилетний царевич сопровождал нарвскую армию; во время сражения он был взят в плен пьяными финскими солдатами, которые раздели его и хотели убить. К. Г. Реншёльд спас царевича, одел его и представил королю. Этот эпизод буквально потряс Карла, и он произнес одно из своих, может быть, самых эмоциональных выражений: «Это все равно, как если бы я попал в плен к крымским татарам!»[54]
Шведы свои потери оценивали скромно: 31 офицер и 650 рядовых убитыми и 1200 ранеными. Среди драбантов было 11 убитых и 25 раненых. Нарва стала их первым боевым крещением. Впоследствии драбанты оправдают свое название элитной воинской части и своим геройством не раз будут помогать королю выигрывать сражения.
Шведы праздновали победу, писали о ней домой и в официальных уведомлениях, и в частных письмах своим родственникам. Полковник Магнус Стенбок, переполненный радостными чувствами, сообщал своей жене о том, что досталось ему из взятых на поле боя трофеев: «...красивое покрывало для кровати, подбитое куницей, две серебряные кружки и кубок, не считая прочей мелочи, которую я отошлю домой». Кроме того, он получил «...для улучшения экипажа тысячу риксдалеров наличными деньгами», взятыми из захваченной царской казны, а о самом важном сообщает в конце письма: «...позавчера в самых милостивых выражениях получил от Его Величества за мою храбрость и примерное поведение звание генерал-майора»[55].
О личных впечатлениях самого короля после победы под Нарвой никаких письменных свидетельств не осталось, что удивительно, так как он не мог не написать об этом своей младшей сестре. В официальных реляциях сообщалось, что Карл XII во время сражения находился «...в местах, где сильнее всего стреляли и бились врукопашную», чтобы на коне и в пешем строю вести за собой пехоту и кавалерию, подвергая таким образом себя «...всем опасностям, которым подвергались его рядовые солдаты». Очевидцы говорили, что король вел себя под Нарвой не как разгоряченный лейтенант, ищущий себе приключений в самых горячих точках боя, а как разумный военачальник, появлявшийся там, где было необходимо, чтобы своим словом верховного главнокомандующего помочь делу. Он не был со своими драбантами у Камперхольмского моста, где они пытались перерезать противнику пути отступления, а оставался перед русскими окопами с лейб-драгунами, предупреждая опасность активизации частей генерала Вейде на южном фланге. Вместе с драгунами он прогонял выбежавших на поле русских обратно в окопы. Позже, когда он сделал попытку перебраться в занятый русский лагерь, он, объезжая кучу убитых и раненых, провалился в окоп, наполненный водой, и потерял в нем шпагу и один сапог. Распорядившись о подавлении сопротивления в импровизированном русском вагенбурге, он восполнил необходимое для всадника снаряжение и удалился на другой фланг поля битвы. Когда Карл после боя снял свой галстук, из него выпала застрявшая мушкетная пуля — первая из тех пяти, которые, напевая «любимую его музыку», будут удостоены личной встречи с ним. Вторая пуля нанесет ему визит девять лет спустя.
Без сомнения, пишут многие историки, личная роль короля во время Нарвского сражения в целом была минимальной и заключалась в наблюдении за ходом боя. Это вполне объяснимо и понятно: король едва достиг минимального офицерского возраста, он никогда не сдавал экзаменов в Карлбергской военной школе, ни разу еще не проходил офицерской аттестации, не воевал в армиях других европейских государств и вообще не имел никакого военного образования и подготовки, то есть для признания за ним авторитета полководца многого еще не хватало. Так, впрочем, происходило и с другими знаменитыми полководцами, которые приобретали воинский опыт и мастерство постепенно, только Карл, в отличие от всех них, не только не достиг преклонных лет, но едва вышел из юношеского возраста. Наполеон проявил свои военные способности в двадцать семь лет, хотя, конечно,если бы он был королем, как Карл XII, то не исключено, что он отличился бы намного раньше.
Главные лавры победителя при Нарве, несомненно, принадлежали генерал-лейтенанту Реншёлвду, Это знала вся армия, и этого никогда не пытался отрицать сам Карл. Впрочем, представить себе Реншёльда в роли непререкаемого ментора, диктовавшего королю свои ценные советы, а короля — в роли скромного ученика, кивающего в знак согласия головой, тоже совершенно абсурдно. У Карла был другой характер, у него на все имелось свое собственное мнение и особенно — в делах военных. Несомненно, Реншёльд многое дал королю, а король многое от него воспринял. Ни то ни другое не умаляет заслуг обоих полководцев.
