Но это было позже. А пока мы напряженно и плодотворно работаем: проблем, требующих решения, набирается полно. И завод, и УМР, и объекты, и другие организации жаждут получить наши чертежи и консультации… Лаборатория может все, я тоже знаю и могу очень много…
Между тем в отношениях со штабом части начал назревать некий кризис. Работе лаборатории и мне лично некоторые "товарищи" начали, как будто невзначай, ставить палки в колеса. Помехи были мелкие, я их спокойно сшибал или обходил. Однако их ставало все больше, преодоление отнимало время и силы. Сначала все это мне казалось случайным, или следствием моего нетерпеливого и довольно неотесанного характера.
Несколько позже я понял, что это кризис: системный, всеобщий и, главное, – неизбежный.
Когда часть набирала высоту, шла вперед с ускорением и перегрузками, а лаборатория была на острие,? все было нормально. Все время я и старался так двигаться, не заметив, что это уже никому не нужно.
Современная ситуация располагала штаб ("второй этаж", как он обозначался в разговорах) к жизни спокойной, неторопливой и размеренной. В рабочее время обсуждались новости кино и моды, посещались магазины. В значительно продленный обед активно "работали" новенькие биллиардные столы, пинг-понг и еще какие-то развлечения…
Вечно озабоченная и занятая какими-то проектами лаборатория, по меньшей мере, раздражала. Конечно: не может нечто целое и его составная часть двигаться с разными скоростями. "Кризис жанра" был неизбежен.
Оппозицию лаборатории возглавила "серый кардинал части" – некая властолюбивая дама с простым русским именем Ремира (РЕволюция МИРА), в быту – Мира, мой старый "заклятый друг". Еще с давних времен она, как говаривал Зощенко, "затаила в душе некоторое хамство" на меня. Дама с обманутыми ожиданиями становится грозным оружием в руках Сатаны, даже не взирая на прошедшие с тех пор длинные годы.
Такую ситуацию очень сжато и точно описывает Игорь Губерман:
Из-под поверхностных течений
речей, обманчиво несложных,
текут ручьи иных значений
и смыслов противоположных.
Пакости лаборатории и лично мне участились и укрупнились после того, как Мира взяла себе в союзники (точнее – подчинила) зама командира по МТО (материально-технического обеспечения). Этот Зам был безликий, "никакой" подполковник. У меня сразу обострились вопросы снабжения. Например, больших трудов мне стоило убедить МТО, что моим ученикам-сварщикам надо давать отличные электроды малого диаметра, а не бракованные большого; что для учебы нужно большое количество труб и т. д. Всё это уже давно было решено, сказано, обкатано – теперь же я вынужден был снова давать бесконечные расчеты и обоснования по каждому пустяку. Зам своими придирками меня "достал", и я беру его за горло в темном углу:
– Какого … ты выпендриваешься? Сколько можно меня дергать?
– Так меня заставляют… – испуганно жалуется подполковникмне(!). Отпускаю его, бедного и слабенького: все ясно. Я даже знаю, кто именно его заставляет…
Неожиданно одним из скрытых моих врагов стает мой друг и начальник Олег Власов. Главный инженер на правах друга нагружает меня ненужными командировками, монтажными работами на второстепенных объектах, всякой другой чушью, по-дружески приговаривая:
– Не бойся, выдержишь!
Мой друг Олежка – неплохой мужик, широкой и щедрой души. Слово "друг" я пишу без всякой натяжки и иронии. Он поделится последним, всегда придет на помощь. Вот только его мучают комплексы и жена – необузданная Лера. Комплексы развились еще во времена строительства наших фазенд: мои решения оказывались лучше, и волей-неволей ему приходилось переделывать собственные. Например: наружную обшивку дома вагонкой я напускаю на кирпичи цоколя, чтобы зрительно снизить высоту дома. Работа нудная, Олегу не хочется ее делать.
– Это только тебе нужно: дом стоит у дороги, все видно!
После окончания стройки "юбку" приходится делать и Олегу: его дом выглядит уродливо. Только теперь и дополнительная обшивка, сооруженная с большим трудом, смотрится как чужеродная "нашлепка".
– Ты ставишь слишком много окон, – говорит Олег, и "экономит" два окна. Весной, после длительной "пилёжки" Леры, ему приходится самому выпиливать проем в готовой стене, и вставлять окно: без него – темно, как в погребе…
Лера его пилит постоянно и злобно. Главный враг – командир Булкин. Разговор при мне:
– Тебя, идиота безмозглого, он гоняет по командировкам, а сам за твоей спиной хорошо живет дома!
Наверняка знаю, что точно то же она поет Олегу обо мне, после чего я убываю в очередную ненужную командировку, бросив неотложные дела. Женщина не понимает, что именно от нее, вполне добровольно "отбывает" ее муж в командировку. Там – полная ламбада. Подчиненные знают слабость своего Главного и не скупятся на зеленого змия… Давно уже этот зверь забрал в мир иной моего друга, подводника, капитана второго ранга Власова Олега Евгеньевича…
Не в моих правилах жаловаться, и я борюсь в одиночку. Еще не осознав, что это системный кризис, я считал, что все неприятности – следствие недостатков моего характера, чему, увы, имелись довольно многочисленные примеры. Я уже имел выговор "за нетактичное поведение", когда я ограждал своих матросов от "сельхознавозработ". Чудом избежал наказания, когда в "высоком" звании старлея на многолюдной палубе "большого охотника" крыл площадным матом полковника Циглера. Меня дважды изгоняли из партбюро за восстание "против линии"; последний раз – против лазания с сапогами в душу моего прапора…
Теперь, во время затягивания петли на шее, мой характер вряд ли смягчился. Из-за каждого пустяка я мог "завестись" с полуоборота, нарушая нормальные отношения даже с вполне дружелюбными начальниками и товарищами.
В оправдание могу сказать, что свои "нервы" я никогда не показывал подчиненным: в лаборатории всегда была нормальная – рабочая и дружелюбная атмосфера. Конечно, это не касалось бездельников и всяких прощелыг, которые иногда выявлялись в лаборатории. С ними я просто расставался быстро и без колебаний.
Я призадумался: что делать дальше, как преодолеть очередной, хотя и несколько виртуальный, штопор? Однако дальнейшие события совершенно неожиданно пошли другим руслом.
Где-то в верхах провернулось некое колесико. В Управлении Монтажных работ (теперь оно называлось в/ч 71131 или открыто 44 ССУ – Специальное строительное Управление) оказалось свыше 700 сварщиков, что по каким-то нормам (достаточно было 500 человек) требовало введение должности Главного сварщика. Стадо разрослось, и закон требовал появления "верховного пастуха", отягощенного знаниями и облеченного полномочиями, чтобы "направлять и пестовать" стадо. Сложность работ, которая тогда уже сильно понизилась, – не играла никакой роли. А зря: именно сложность работ, а не только количество людей, должна быть определяющей для появления должности Главного…
