248
Чтобы избежать обычной путаницы, отмечу, что Карельский перешеек (т. е. территория между Выборгом и рекой Сестрой) к Карелии не относится.
Это объяснялось неподвижным характером нашего фронта. Па других фронтах потери штабников были больше, хотя, конечно, не шли ни в какое сравнение с потерями в частях
Так у нас назывался Soldbuch — денежный аттестат, служивший одновременно и воинским удостоверением личности, единственный документ любого немецкого военнослужащего. В нем были названы имя и фамилия, возраст и место рождения и номер части. Эти сведения, и только эти, немецкий военнослужащий имел право называть в случае попадания в плен (нашим пленным разглашение и этих сведений было запрещено и рассматривалось как государственная измена).
На самом деле это объяснялось тем, что практически все командование Красной Армии, начиная с командиров дивизий (и соответствующего уровня штабных работников) и выше (а отчасти и ниже), было уничтожено в 1937–39 гг. За очень немногими исключениями, крупные военачальники и штабные работники 1941 г. были «выдвиженцами» из командиров батальонов и рот.
Геннадий Фиш, которого я хорошо знал еще с Коктебеля, носил прозвище «писатель земли карело-финской» и служил, в чине трех шпал, в Беломорской фронтовой газете «В бой за Родину», встретив кого-либо из нас на мocтy или на улице, он брал за пуговицу и трогательно сообщал. «Я уже на 173 странице моего нового романа». — После войны я отдал ему часть своих киркенесских баек (см. главу 5) — все не отдал, пожалел. Еще часть я отдал Э.Казакевичу, который и меня самого и мою семью вывел в романе «Сердце друга».
Интересно, что в армии ни одного другого государства не было при разведывательной службе должности переводчиков: считалось само собой разумеющимся, что всякий разведчик знает язык противника, да и другие языки.
В частях на полковых картах наносились и разведывательные, и оперативные данные, но строго в рамках участка фронта части.
Наш штаб армии был в тайге западнее Кандалакши.
Сама Кестеньга была у немцев, а наш штаб армии находился в Лоухи у железной дороги, или в «Лоухах», как у нас говорили, передовая ее часть была около Ухты.
Ухта и Медвежьегорск достались финнам, а наш штаб армии был в Сегеже.
На самом деле они были русские немцы
Позже мне довелось в 1945 г в Кеми жить у одной эвакуировавшейся местной женщины. По ее словам, ели лебеду и крапиву
Шотландская застольная Бетховена была в какой-то момент. запрещена цензурой! Но мои карелочки этого, конечно, не знали
Судя по газете на другом финно-угорском языке СССР — коми, которую я недавно читал, литературный язык коми образован по тому же образцу.
Все это я узнал от моего товарища-карела, Петра Васильевича Самойлова, вторая жена которого была членом Карело-Финского ЦК — Интересно, что, хотя союзные республики по конституции составляют самый костяк Союза Советских Социалистических Республик и могут только по народному волеизъявлению самоуничтожаться, однако Карело-Финская ССР была распущена по личному волеизъявлению Никиты Хрущева. Одновременно с дарением Крыма Украине.
Капитан С дружил с Андроповым, начальником карельских партизан, вернее, диверсантов, так как местного населения за линией фронта не осталось — по крайней мере за линией фронта 14, 19 и 26 армий. И выходили после операции партизаны — главным образом, партизанки — в Кемь и Беломорск, где мы узнавали их по партизанским медалям на зеленой ленточке. Позже Андропов стал нашим послом в Венгрии, отличился в 1956 г., затем стал начальником КГБ и в конце концов — первым секретарем ЦК КПСС, а за ним генерал С, имевший за собой великолепные танковые операции — уже не с двенадцатью танками — на Кандалакшском и Мурманском направлении в 1944 г, оказался министром обороны СССР — но был снят из-за дела Руста, немца из ФРГ, благополучно приземлившегося в 1987 г на Красной площади в Москве, минуя всю нашу «границу на замке».
Нормально штат министерства состоял из двух лиц министра и секретарши.
Видимо, речь шла об единичных благонадежных, с точки зрения Гитлера, словаках, зачисленных немцами в дивизии СС «Север» на Кандалакшском (потом на Кестеньгском) направлении.
Майор (войсковое звание), батальонный комиссар (политическое звание) и интендант II ранга (интендантское звание) были равнозначны в пределах общевойскового, политического и нecтpoевoгo состава, и все носили по две шпалы. К ним приравнивался также майор медицинской службы и капитан третьего ранга флота. Форма у всех (кроме флотских) была одинаковая, но политсостав должен был носить тряпичную красную звезду на рукаве. Петлицы были разного цвета, и в них носились опознавательные знаки рода войск — но это только в парадной или городской форме. На фронте, включая по большей части и штабы, все обычно носили петлицы одинакового защитного цвета без опознавательных знаков родов войск Артиллеристы и танкисты часто сохраняли свои черные петлицы и, конечно, флотские носили свою синюю форму. Обращения были, «товарищ лейтенант», «товарищ майор» и т. п.
Тряпичные звезды были позднее спороты с гимнастерок политруков и комиссаров, так как при взятии в плен все «комиссары», наряду с евреями, расстреливались на месте — а мы тогда еще были в какой-то мере обеспокоены судьбой своих пленных, хотя не допускали «Красный крест» к немецким пленным (так как не подписали конвенции!) — и, соответственно, немцы не пускали «Красный Kpecт» к нашим, что позволило им в лагерях с «нашими» установить режим быстрого вымаривания голодом (погибло около 3.4 наших пленных, многих отправляли в «лагеря смерти»).
Названия и номера частей были у нас строю засекречены и назывались «хозяйствами» — по своим командирам. Лишь во время наступлении в 1943–44 гг. мы с удивлением увидели, что у немцев — всюду вывески с полным обозначением частей. Мы тогда тоже ввели указатели, но без номеров части, а — «хозяйство такого-то» и т. д.
