Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том III (1939 – 1953).

Параллель с Петром I может – и вполне резонно – вызвать и возражения. После войны Сталин нередко критиковал царя за то, что он не просто прорубил окно в Европу, но и заполонил свой двор и вообще российскую аристократию иностранцами. При нем иностранцы фактически впервые в российской истории стали самостоятельной и самодовлеющей силой, интересы которой нередко превалировали над русскими национальными интересами. Так что данную параллель следует принимать с определенными оговорками, т.е. учитывать приведенное выше обстоятельство.

Возвращаясь к высказыванию Сталина о сравнении с Петром I, следует внести поправку на время, когда были сказаны эти слова[1085]. В начале 30-х годов Сталин достаточно упрощенно, с чисто ортодоксальных позиций классического большевизма подходил к трактовке вопроса о природе национального государства. Он проводил между национальным государством вообще и классовым государством, которое созидали большевики, непреодолимую пропасть, фактически игнорируя при этом фундаментальные черты общности, присущие любому государству, вне зависимости от его классовой природы.

В противном случае, если следовать ортодоксальному большевизму, утрачивается внутренняя историческая преемственность исторического процесса. Надо прямо признать, что большевики, да и сам Сталин, до определенного периода времени страдали скверной болезнью исторического нигилизма. По этой причине они наломали немало дров как в государственном строительстве, так и в вопросах культуры и вообще духовной жизни народов нашей страны. Этот неоправданный нигилизм дорого обошелся самим большевикам, оттолкнув от них довольно широкие слои и прослойки населения как в городе, так и в деревне. И в заслугу Сталина следует все же поставить то, что он сумел преодолеть узколобые рамки прежних большевистских воззрений и в качестве главного критерия истины поставил практику, как того и требовали те же самые каноны диалектики. Причем сделал он этот крутой поворот достаточно своевременно, ибо в противном случае судьба советской власти при Сталине могла сложиться весьма плачевно. Правда, следует добавить, что суровые реалии эпохи сдерживали процесс его эволюции в сторону национально-государственного мышления. Сдерживали, но не могли остановить.

Жизнь народа в сталинскую эпоху была почти спартанской, но не в смысле добровольного самоограничения, а в силу постоянной и повсеместной нехватки всего необходимого. Не будет большим преувеличением воспользоваться в данном случае словами великого русского сатирика М. Щедрина – люди сами изнемогали под бременем своего счастья. Эта сторона сталинской эпохи наложила на нее свою неизгладимую печать. Однако это только лишь одна, причем не главная, характерная черта сталинской эпохи. Ее главная сторона, вне всякого сомнения, состояла в великом созидательном труде во имя процветания отечества, в его героической защите во время войны, в тяжелом и упорном труде в деле максимально быстрого восстановления разрушенного войной народного хозяйства, в борьбе за утверждение и сохранение позиций Советской России как мировой державы первой величины.

И вот это сочетание трагического и героического порой вызывает не только непонимание, но и отторжение. И чтобы не ошибиться, здесь нужно чувство исторической соизмеримости, а не легковесное отрицание, за которым, кроме всего прочего, таится неспособность вникнуть в смысл и дух той эпохи, о которой идет речь. К сожалению, мартиролог либерального идиотизма начинается не с той страницы истории, на которую приходится политическая деятельность Сталина. Он имеет гораздо более масштабную хронологию. Но в применении к общей оценке Сталина он проявляет себя каждый раз с особой силой. Силой не понимания, а силой отрицания. Едва ли есть резон в том, чтобы переубеждать тех, кто в чем-то убежден настолько, насколько это возможно. Ведь для многих перешагнуть через свои предубеждения гораздо труднее, чем изменить свои убеждения. Наше время в этом отношении являет собой нечто уникальное – убеждения меняются легче, чем перчатки. Больше того, поразительный пример являют собой те, кто, не придерживаясь вообще никаких убеждений, постоянно меняет даже их. Как ни звучит это парадоксально, но за фактами далеко ходить не надо: достаточно лишь обратиться к политической жизни современной России, которую всегда именуют демократической, хотя до подлинной демократии ей ох как еще далеко. Лицемерие, политическое мошенничество, примитивная эксплуатация слепого доверия – этой неизлечимой болезни русского народа – все это неотъемлемые атрибуты сегодняшней действительности.

Говоря о Сталине как исторической фигуре, прежде всего следует выделить его целеустремленность в достижении поставленных целей. Раз цель поставлена, то он целиком и полностью концентрировался на ее реализации, не довольствуясь промежуточными результатами и всякого рода паллиативными решениями. Данное качество весьма ценно для политика и руководителя государства. Собственно, без этого качества всерьез говорить о политике или государственном деятеле не приходится. У Сталина это качество было развито в весьма высокой степени. Другой отличительной чертой Сталина является то, что он всю свою сознательную жизнь провел в борьбе, именно борьба пронизывает каждую страницу его политической биографии, что едва ли нуждается в дополнительном обосновании. И этот настрой на борьбу, по-видимому, нередко побуждал его к принятию неверных решений. Вплоть до своей смерти (исключая в целом период войны) Сталин всегда находил врагов, которые, по его мнению, замышляют те или иные заговоры против него или Советской власти вообще. Апология борьбы как средства политического бытия – отличительная черта его как исторической фигуры. Кстати, многие великие личности истории также отличались этим качеством, и в этом смысле он не являл собой некую историческую уникальность.

Выше я уже вскользь касался вопроса о том, что диктаторская система власти в силу своей внутренней природы исключает возможность выбора преемника. В таком случае диктатор как бы заранее уже делится частью власти с намеченным им преемником. Сталин, однако, не относился к числу тех людей, которые были способны на такой шаг – ему нужна была абсолютная власть, безраздельная власть. Правда, сын Маленкова А. Маленков утверждает, будто ко времени XIX съезда партии Сталин, мол, настолько проникся доверием к Г. Маленкову, что тот якобы получил право подписи за Сталина[1086]. Не знаю, насколько это соответствует действительности и каковы были объемы этой передачи, на какие документы они распространялись и как все это было воспринято соратниками вождя, коли это было фактом. По крайней мере, у меня на этот счет существуют более чем серьезные сомнения: как-то все это не укладывается в рамки самой природы сталинской власти и сталинского характера.